практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 48812/09 "Копыток против Российской Федерации" (вынесено 15 января 2019 года, вступило в силу 24 июня 2019 года), которым установлено нарушение статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, выразившееся в непропорциональном вмешательстве в имущественные права заявительницы в связи с вынесением решения об отказе в удовлетворении ее иска к трем совершеннолетним детям продавца квартиры о признании прекращенным их права пользования приобретенной ею квартирой и их выселении из данного жилого помещения.

Заявительница жаловалась на нарушение ее права на беспрепятственное пользование имуществом в связи с тем, что внутригосударственные суды установили - третьи лица имеют право постоянного пользования ее имуществом.

Как усматривалось из постановления, сторонами не оспаривался тот факт, что заявительница являлась законным владельцем квартиры, которая была ее "имуществом" по смыслу статьи 1 Протокола N 1. В отличие от дела "Гладышева против Российской Федерации", ее право собственности на квартиру не оспаривалось и не отменялось. Она жаловалась: в результате решений российских судов то, что она считала своим имуществом, было обременено правом пользования, приобретенным детьми продавца, о котором она ранее не знала. Следовательно, данное дело необходимо отличать от тех дел, в которых при покупке имущества заявителям было известно о том факте, что на имущество наложены ограничения (пункт 29 постановления).

Суд отметил: "право пользования", которым обладают отдельные лица в отношении недвижимого и движимого имущества, как бессрочное, так и временное, представляет собой существенный экономический интерес и является "имуществом" для целей статьи 1 Протокола N 1 [к Конвенции]... И наоборот, в той мере, в которой такое право пользования было заявлено в отношении собственности заявительницы, оно должно было повлиять на ее рыночную стоимость и помешать ей использовать квартиру в соответствии с запланированной целью, то есть в качестве основного места жительства ее семьи. Следовательно, имело место вмешательство в "имущество" заявительницы, которое Суд счел целесообразным рассмотреть в свете общего правила статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (пункт 30 постановления).

Европейский Суд обратил внимание на то, что жалоба заявительницы касалась особого вида имущественного права, которое согласно решениям внутригосударственных судов, возникло при передаче квартиры из государственной собственности в частную. В тот момент двое из шести членов семьи (мать и младшая дочь) приобрели право собственности на квартиру, в то время как другие члены семьи отказались воспользоваться этим правом. Согласно решениям судов они сделали это, полагая, что смогут пользоваться квартирой бессрочно. Суды сформулировали данное предположение в юридической форме права пользования квартирой, продолжающего существовать, несмотря на любые возможные изменения в праве собственности (пункт 31 постановления).

Суд признал, что возникновение права пользования у тех членов семьи, которые не участвовали в приватизации, могло преследовать реальную цель социальной политики по защите жилищных прав уязвимых лиц и предотвращению бездомности. Оставалось определить, был ли соблюден принцип законности, и был ли обеспечен необходимый справедливый баланс между защитой права собственности и требованиями общего интереса. В этой связи Суд напомнил, что необходимый баланс не будет достигнут, если соответствующий владелец имущества должен будет нести "индивидуальное и чрезмерное бремя" (пункт 32 постановления).

Что касается правовой базы для вмешательства, то Суд отметил: "право пользования жилищной собственностью не упоминается прямо и не регулируется российским законодательством... Статья 292 ГК РФ устанавливает в качестве общего правила, что право пользования, возникающее у членов семьи владельца квартиры, не остается в силе после смены собственника "если законом не предусмотрено иное"... Тем не менее [Жилищный кодекс Российской Федерации] не содержит такого положения. В части 4 статьи 31 ЖК РФ <7> и в статье 19 Федерального закона "О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации" рассматривается иная ситуация, то есть разрыв семейных отношений между настоящим владельцем имущества и лицами, проживающими вместе с ним, а не смена владельца" (пункт 33 постановления).

--------------------------------

<7> Здесь и далее также - Жилищный кодекс Российской Федерации.

Однако, продолжил Суд, по крайней мере с 2005 года Верховный Суд Российской Федерации толковал статью 19 Федерального закона "О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации" как создающую исключение из общего правила части 2 статьи 292 ГК РФ <8> и гарантирующую право пользования членам семьи предыдущего владельца, которые не участвовали в приватизации. Суд напомнил - требование предсказуемости, подразумеваемое термином "закон", не может толковаться как лишающее законной силы постепенное прояснение норм путем судебного толкования каждого дела, при условии, что результаты согласуются с сутью положения и их можно разумно предвидеть. В той степени, в которой общее правило, закрепленное в пункте 2 статьи 292 ГК РФ, было существенно изменено постановлениями Верховного Суда Российской Федерации, не являющимися "законодательными актами", как того требует это положение, Суд счел, что такое толкование не представлялось ясным или предсказуемым. Это явное отсутствие предсказуемости явилось важным аспектом при анализе того, было ли на заявительницу возложено чрезмерное бремя (пункт 34 постановления).

--------------------------------

<8> Здесь и далее также - Гражданский кодекс Российской Федерации.

Что касается вопроса о том, могла ли заявительница разумно предвидеть, что ее право собственности на имущество будет обременено требованиями третьих сторон, то Суд отметил следующее - прежде чем подписать договор, она убедилась в том, что трое совершеннолетних детей продавца квартиры более не проживают в квартире. Ей также были предоставлены копии заверенных заявлений, в которых они дали согласие на приватизацию в пользу своей матери и ее младшей дочери и отказались воспользоваться этим правом. Договор предусматривал, что имущество свободно от требований третьих сторон. Однако, судя по всему, существующая правовая база не позволила ей проверить, являлись ли эти условия договора точными (пункт 35 постановления).

Суд установил, что власти Российской Федерации ведут единый реестр, в котором регистрируются права на недвижимое имущество и сделки с ним, включая сведения о праве собственности, долях в собственности, закладных, сервитутах и других элементах, необходимых для установления прав собственности и невладельческих интересов к имуществу. Тем не менее, по мнению Суда, не существовало какого-либо положения о регистрации права пользования, приобретаемого лицами, которые не участвовали в приватизации. В результате потенциальный покупатель, такой как заявительница, не мог разумно полагаться на информацию, содержащуюся в государственном реестре имущества, чтобы установить, что имущество свободно от претензий или обременений со стороны третьих лиц (пункт 36 постановления).

Европейский Суд принял к сведению, что вопрос о существовании каких-либо иных имущественных прав не поднимался в ходе судебного разбирательства, в результате которого требование заявительницы о признании права собственности было удовлетворено. Эти разбирательства проведены в отсутствие продавца, которая не проявила интереса к рассмотрению встречного иска в отношении заявительницы или к обжалованию результатов разбирательств. Впервые вопрос о праве пользования квартирой членами семьи бывших владельцев был затронут только после того, как заявительница обратилась с требованием об их выселении. В ходе этих разбирательств суды истолковали наличие личных вещей совершеннолетних детей продавца в квартире как свидетельство их намерения продолжать проживать в ней. Заявительница не могла предвидеть, что этому движимому имуществу, характер которого не был указан, будет придано решающее значение. Даже если бы она хотела, она не смогла бы просмотреть вещи владельцев до подписания договора с тем, чтобы определить, находятся ли среди них предметы, которые устанавливают их право пользования квартирой. При таких обстоятельствах Суд не смог не прийти к выводу, что заявительница не проявила должной осмотрительности до заключения договора (пункт 37 постановления).

С учетом вышеизложенного, принимая во внимание, в частности, несовершенную правовую базу, не позволившую заявительнице, проявившей должную осмотрительность, определить наличие соответствующих имущественных интересов до вступления в имущественные права, Европейский Суд решил, что справедливый баланс между общественными интересами и требованиями защиты основных прав человека достигнут не был и что возложенное на заявительницу бремя являлось чрезмерным.