практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 58502/11 по делу "Абдюшева и другие против Российской Федерации" (вынесено 26 ноября 2019 года, вступило в силу 15 апреля 2020 года), которым отклонены жалобы заявителей на якобы имевшее место нарушение их прав в связи с отсутствием в Российской Федерации лечения наркомании методом "заместительной терапии" с использованием метадона и бупренорфина. Отмечено, что вмешательство государства в права заявителей являлось обоснованным, поскольку запрет лечения наркомании методом "заместительной терапии" направлен на защиту здоровья и жизни граждан.

Суд напомнил, что Конвенция не гарантирует право на здоровье как таковое. Тем не менее в Суд обращались с жалобами на отказ в доступе к определенным видам лечения или лекарств, которые Суд рассмотрел с точки зрения статьи 8 Конвенции, где термин "частная жизнь" также охватывает личную автономию (пункт 111 постановления).

Суд предположил: вопросы общественного здравоохранения в большинстве своем подпадают под пределы усмотрения национальных властей, которые лучше могут расставить приоритеты, оценить использование имеющихся ресурсов и потребности общества. Это зависит от ряда факторов, определяемых обстоятельствами дела. Если государства-члены Совета Европы не могут достигнуть консенсуса, единого мнения относительно рассматриваемого вопроса или способов защиты, то предел усмотрения расширяется, особенно когда дело касается деликатных моральных или этических вопросов. Обычно государству предоставляется широкая свобода в принятии общих мер по экономическим или социальным вопросам. Благодаря непосредственному знанию своего общества и его нужд, национальные власти, в принципе, находятся в более выгодном положении, чем международный суд, и могут лучше определить, что является общественно полезным в том, что касается экономических или социальных вопросов; Суд в целом придерживается требований государства к общественной полезности, если только решение государства не "явно лишено разумных оснований" (пункт 112 постановления).

Суд обратил внимание, что ранее он сталкивался с похожей ситуацией, а именно - обращение в органы государственной власти с ходатайством о предоставлении доступа к неразрешенным лекарственным средствам. Суд рассмотрел квалификацию этого ходатайства и, в частности то, можно ли оценить оспариваемую меру с точки зрения ограничения свободы заявителей в выборе медицинской помощи, ограничения, которое мешает осуществлению их права на уважение частной жизни, или с точки зрения предполагаемого отказа государства создать соответствующую нормативную базу, гарантирующую уважение прав отдельных лиц, находящихся в ситуации заявителей и, следовательно, нарушение государством позитивного обязательства по обеспечению уважения их права на частную жизнь. Суд счел, что нет необходимости принимать решение в пользу того или иного подхода, поскольку границы между позитивными и негативными обязательствами, возложенными в статье 8 Конвенции на государство, не поддаются точному определению, а принципы, применимые к тем и иным обязательствам, одинаковые. Суд постановил, что в обоих случаях необходимо соблюдать надлежащий баланс между интересами человека и общества. В данном деле Суд не усмотрел оснований для отступления от этого анализа. Вопрос заключался в том, был ли достигнут такой баланс, учитывая пределы усмотрения государства в этой области (пункт 114 постановления).

Суд отметил, что оспариваемая мера была предусмотрена законом, а именно статьей 14 и пунктами 1 и 6 статьи 31 Федерального закона от 8 января 1998 года "О наркотических средствах и психотропных веществах" и что она преследовала законную цель - защиту здоровья. Суду предстояло ответить на вопрос, был ли достигнут справедливый баланс между интересами отдельного человека и общества (пункт 115 постановления).

Прежде всего, Суд констатировал, что предметом спора между сторонами являлась необходимость в заместительной терапии для заявительницы.

Заявительница представила медицинское заключение, составленное украинскими экспертами, утвердительно ответивших на вопрос о том, нуждается ли она в заместительной терапии, которую заявительница начала принимать ранее. С другой стороны, существовало медицинское заключение российских экспертов, которые, напротив, считали, что заместительная терапия не показана, поскольку пациентка не воспользовалась всеми видами доступного в Российской Федерации традиционного лечения, в частности, реабилитацией и социальной реинтеграцией. Эти эксперты полагали, что заявительница может продолжить упомянутое лечение. Кроме того, власти утверждали, что, не пройдя все этапы лечения опиоидной зависимости, доступные в Российской Федерации, заявительница не могла утверждать, что эти методы неэффективны (пункт 117 постановления).

Таким образом, резюмировал Суд, ему предъявлены разные медицинские заключения. Напоминая о субсидиарном характере своих полномочий, Суд счел, что не вправе принимать решения по вопросам, относящимся исключительно к сфере медицинской экспертизы. В частности, он не может принимать решение о том, была ли медицинская помощь, предоставленная заявительнице, адекватной и полной, не говоря уже о выборе одного из нескольких подходов к лечению зависимости.

Однако, принимая к сведению аргументы властей, Суд отметил, что медицинские учреждения страны имеют большой опыт в этой области, занимаются лечением опиоидной зависимости, и, следовательно, заявительница может обратиться к ним, если нуждается в медицинской помощи. Поэтому Суд решил: дело заявительницы должно быть изучено специалистами и исключительно они компетентны назначать адекватное лечение. Суд также отметил, что заявительница не исчерпала все традиционные методы лечения, перечисленные властями и третьими сторонами, занимающимися программой реабилитации, и что заявительница всегда может к ним вернуться (пункт 119 постановления).

Тем не менее, продолжил Суд, доводы заявительницы можно понимать как желание следовать заместительной терапии, при этом она отказалась от традиционного лечения, поскольку считала его бесполезным и неэффективным. В обоснование своих доводов заявительница ссылалась на аргументы, основанные, с одной стороны, на европейском консенсусе о заместительной терапии, а с другой - на обязательстве Российской Федерации внедрить эту терапию, предусмотренную, по словам заявительницы, международными конвенциями, подписанными этим государством, и, наконец, на преимущества этого лечения для профилактики ВИЧ. Она утверждала, что, не прибегая к традиционной медицине и пропустив этот этап, сможет добиться лучшего результата, используя метадон или бупренорфин (пункт 120 постановления).

Сформулированная таким образом жалоба, по мнению Суда, рассматривалась властями как просьба о легализации наркотиков, а это находится в пределах их компетенции. В обоснование своего отказа в легализации власти ссылались на серьезные риски для здоровья населения, в том числе для здоровья заявительницы. Власти также напомнили об опасности метадона и бупренорфина для здоровья, риске возникновения новой зависимости от этих опиоидов и риске политоксикомании, то есть одновременном использовании нескольких опиоидов, что ощутимо повышает риск смерти (пункт 121 постановления).

Что касается обязательств Российской Федерации по другим международным документам, то Суд принял к сведению доводы властей о том, что, как видно из анализа соответствующего международного права, Российская Федерация выполнила свои международные обязательства в отношении контроля над наркотиками и ни в одном документе не прописано требование о легализации этих двух веществ. Суд напомнил, что в его компетенции исключительно применение Конвенции, и он не может толковать или контролировать соблюдение других международных документов. Как бы там ни было, заявительница, подчеркнул Суд, не ссылалась на конкретный юридически обязательный документ, однозначно обязывающий Российскую Федерацию проводить лечение наркозависимости метадоном или бупренорфином (пункт 122 постановления).

Что касается европейского консенсуса о лечении опиоидной зависимости метадоном и бупренорфином, то Суд отметил, что этот элемент учитывается при анализе соразмерности, но не является решающим. Возвращаясь к этому консенсусу в постановлении по делу "Веннер против Германии", Суд пришел к заключению: хотя этот метод замещения широко распространен в государствах-членах Совета Европы, однако он является спорным (пункт 124 постановления).

Суд внимательно отнесся к анализу властями результатов применения этой программы в других странах. Фактически, власти привели в качестве примера государства, которые, столкнувшись с неэффективностью метадоновой заместительной терапии для некоторых пациентов, предлагали им в качестве альтернативы медицинский героин диаморфин. Поэтому власти рассмотрели заместительную терапию как капитуляцию перед наркоманией, а не ее лечение. Власти утверждали, что рассматриваемые вещества не только не являлись решением проблемы, но также представляли серьезную угрозу для общественного здравоохранения, которую власти, как ответственные за жизнь и здоровье лиц, находящихся под их юрисдикцией, не могут игнорировать. Они настаивали на опасности этих наркотических средств для здоровья пациентов, поскольку их употребление, согласно позиции властей, привело бы к новой зависимости и политоксикомании, ощутимо увеличивающей риск смерти (пункт 125 постановления).

Основываясь на научных исследованиях, власти объяснили эти риски фармацевтическими качествами этих веществ, являющихся опиоидами с менее выраженным эйфорическим эффектом. Утверждали, что наркозависимые в поисках этого эйфорического эффекта могут употреблять как метадон, так и запрещенные опиоиды. Причем, по мнению властей, такое употребление вызывает новую зависимость, оказывает такое же вредное воздействие на здоровье, как и употребление запрещенных опиоидов, и приводит к повышению риска смерти от передозировки (пункт 126 постановления).

Заявительница, которую поддерживали некоторые третьи стороны, не оспаривала ни опасности этих веществ, ни риска применения метадона с запрещенными наркотиками, но утверждала, что преимущества превышают недостатки. Эти риски, подтвержденные заявительницей и третьими сторонами, также косвенно были подтверждены в постановлении Суда по делу "Веннер против Германии". В этом постановлении немецкие суды установили: "заявитель уже показал, что заместительная терапия, которую он получал, пребывая на свободе, не мешала ему употреблять наркотики или совершать преступления". Таким образом, если присутствует риск полинаркомании, то все преимущества лечения опиоидной зависимости метадоном и бупренорфином, о которых говорит заявительница, сводились, по мнению Суда, к нулю (пункт 127 постановления).

Суд счел, что риски, перечисленные властями, не являются необоснованными. Власти, проявляя заботу о защите здоровья лиц, находящихся под их юрисдикцией, имеют все основания для принятия мер, иногда таких решительных, как запрет определенных опиоидов, с целью сведения к минимуму причиняемого или вероятного ущерба, вызванного ими. Ведь приоритетный общественный интерес государства заключается в защите здоровья людей, находящихся под его юрисдикцией. Суд уже выносил решение, согласно которому органы здравоохранения государства-ответчика, регулируя доступ к лекарствам для пациентов, страдающих от неизлечимых болезней, не выходили за пределы усмотрения, поскольку их целью было защитить пациентов от лечения, которое могло нанести вред их здоровью, даже если их жизнь подходила к концу. Эта логика тем более применима в названном деле, поскольку заявительница не находилась в положении, сравнимом с положением пациентов в конце их жизненного пути (пункт 128 постановления).

Возвращаясь к доводам заявительницы о том, что риски, которые эти вещества влекут за собой, требуют проведения кампании по регулированию, обучению и повышению осведомленности, а не их запрета, Суд, осознавая свой субсидиарный характер, не может диктовать властям, каким образом им решить эту проблему. Власти имеют больше возможностей, чтобы оценить, насколько реалистично осуществлять контроль за потреблением нескольких видов опиоидов. В этом отношении Суд отметил, что в области общественного здравоохранения в российском законодательстве не предусмотрено медицинское обслуживание против воли пациентов, они в любое время могут прервать лечение и отказаться от медицинского наблюдения в токсикологическом диспансере. Принуждение пациентов к лечению или даже изучение соблюдения условий приема в программу лечения равносильно посягательству на личную автономию, которую заявительница стремилась защитить, посредством подачи жалобы в Суд (пункт 129 постановления).

Суд счел, что российские власти имеют больше возможностей для определения политики в такой деликатной области, как борьба с незаконным оборотом наркотиков, регулирование рынка наркотиков и оказание медицинской помощи опиоидным зависимым с учетом широкого предела усмотрения властей в вопросах общественного здравоохранения. Наконец, возвращаясь к аргументу заявительницы о том, что заместительная терапия более эффективна, чем традиционное лечение, Суд вновь напомнил, что не может взять на себя роль специалистов в медицинской сфере и судить об эффективности методов лечения наркозависимости. Суд с удовлетворением отметил: заявительнице предоставлялась традиционная медицинская помощь с учетом достижений научного прогресса в российских медицинских учреждениях (пункты 130 - 131 постановления).

С одной стороны, принимая во внимание риски заместительной терапии для общественного здравоохранения, озвученные властями, и, с другой стороны, индивидуальную ситуацию заявительницы, которая получала медицинскую помощь, Суд счел, что российские власти не превысили пределов усмотрения и не нарушали права заявительницы на уважение ее личной жизни. Поэтому Суд резюмировал - статья 8 Конвенции не нарушалась.