практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 65557/14 "Польшина против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 16 июня 2020 года), которым установлено нарушение статьи 3 во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года <2> ввиду невыполнения обязательств по обеспечению П.С.С. надлежащей защитой от домашнего насилия со стороны ее мужа - П.А.А. и созданию в Российской Федерации условий для реального гендерного равенства.

--------------------------------

<2> Далее - Конвенция.

Заявительница утверждала, что в течение нескольких лет она подвергалась систематическому физическому и психологическому насилию со стороны своего мужа. По ее мнению, оно было достаточно серьезным для достижения уровня жестокости в соответствии со статьей 3 Конвенции.

Суд повторил, что проблема домашнего насилия, которое может принимать различные формы - от физических нападений до сексуального, экономического, эмоционального или словесного насилия является общей проблемой, затрагивающей в той или иной степени все государства-члены, но не всегда находящейся на поверхности, так как оно часто происходит в личных отношениях или в замкнутых пространствах. Особая уязвимость жертв домашнего насилия и необходимость активного участия государства в их защите были подчеркнуты в ряде международных документов и прочно закреплены в прецедентной практике Суда (пункт 27 постановления).

Суд установил: "заявительница подверглась физическому насилию со стороны своего мужа, впоследствии бывшего мужа,.... что было зафиксировано в медицинских документах... Полученные ею травмы сами по себе превысили порог жестокости в соответствии со статьей 3 Конвенции.... Помимо физических травм, важным аспектом домашнего насилия является психологическое воздействие. Заявительница сообщила в полицию о случаях угрожающего поведения со стороны [мужа]... Он запер ее на ночь в квартире, чтобы она не могла выйти или позвонить кому-либо. Его угрозы заставили ее опасаться за свою безопасность; она переехала из квартиры, не сообщив [мужу] свой новый адрес. Однако она не могла избежать того, чтобы не видеться с [мужем], потому что он был отцом их сына. Их встречи привели к новым нападениям. Чувства страха, беспокойства и беспомощности, которые должна была испытывать заявительница в связи с контролирующим и принуждающим поведением [мужа], были достаточно серьезными, чтобы представлять собой бесчеловечное обращение по смыслу статьи 3 Конвенции" (пункт 28 постановления).

Суд обратил внимание: "если было продемонстрировано, что обращение достигло порогового значения в плане жестокости, [влекущего] защиту на основании статьи 3 Конвенции, Суду следует рассмотреть вопрос о том, выполнили ли власти государства свое позитивное обязательство по статье 1 Конвенции, толкуемой в совокупности со статьей 3, для обеспечения того, чтобы физические лица под его юрисдикцией были защищены от всех форм жестокого обращения, включая случаи, когда жестокое обращение имеет место со стороны физических лиц. Данные позитивные обязательства, которые взаимосвязаны, включают в себя:

(a) обязательство установить и применять на практике надлежащую правовую основу, обеспечивающую защиту от жестокого обращения со стороны физических лиц;

(b) обязательство принимать разумные меры, которые могли бы ожидаться, чтобы предотвратить реальную и непосредственную угрозу жестокого обращения, о которой органы власти знали или должны были знать, и

(c) обязательство провести эффективное расследование, когда подана небезосновательная жалоба о жестоком обращении" (пункт 29 постановления).

Что касается вопроса о том, установило ли государство-ответчик надлежащую правовую основу для борьбы с домашним насилием, Суд ранее выяснил <3>, что в Российской Федерации не было принято специального законодательства для решения этой проблемы. "Домашнее насилие, отметил Суд, не представляет собой отдельное преступление по российскому законодательству и не является отягчающим обстоятельством любого иного преступления. Российское законодательство не содержит никаких положений, усиливающих наказание за домашнее насилие, и не проводит различие между домашним насилием и насилием, причиненным третьими лицами. Существующие положения уголовного права не могут надлежащим образом охватить различные аспекты домашнего насилия. Они оставляют многие из его форм, такие как психологическое или экономическое насилие или контролирующее или принуждающее поведение, за рамками уголовно-правовой защиты. Они также требуют, чтобы фактические телесные повреждения имели определенную степень тяжести. В таком случае их можно было квалифицировать как преступление публичного обвинения, оставляя преследование по менее тяжким обвинениям на частную инициативу потерпевшего. Однако возможность возбуждения уголовного преследования в рамках частного обвинения недостаточна в контексте домашнего насилия, поскольку такое производство требует времени и ресурсов и налагает чрезмерное бремя на жертву домашнего насилия. Длительные задержки в производстве по делу частного обвинения и значительно более низкая вероятность обеспечения осуждения причинителя насилия препятствуют жертвам в доступе к правосудию" (пункт 30 постановления).

--------------------------------

<3> См., например, постановление Европейского Суда по правам человека по делу "Володина против Российской Федерации", пункты 81 - 84 и 123. Ранее информация об этом постановлении была изложена Верховным Судом Российской Федерации в Обзоре практики межгосударственных органов по защите прав и основных свобод человека N 6 (2020).

Режим доступа: URL:

http://www.vsrf.ru/documents/international_practice/29201/#page=9&zoom=100,109,437.

Российская Федерация, подчеркнул Европейский Суд, остается в числе немногих государств-членов, национальное законодательство которых не предоставляет жертвам домашнего насилия какие-либо меры защиты, сравнимые с "запретительными приказами", "защитными приказами" или "охранными приказами", предусмотренных в законодательстве других государств-членов. Такие приказы направлены на то, чтобы предотвратить повторение домашнего насилия и защитить жертву такого насилия, как правило, требуя, чтобы нарушитель покинул общее место жительства и воздерживался от приближения или контакта с жертвой. Власти государства-ответчика в своих замечаниях не указали никаких альтернативных мер сдерживания, которые органы власти могли бы использовать для предотвращения повторения последовательных эпизодов насилия, затронувших заявительницу (пункт 31 постановления).

Таким образом, по мнению Европейского Суда, российская правовая база не соответствует требованиям, заложенным в позитивном обязательстве государства по установлению и эффективному применению системы, предусматривающей наказания за все формы домашнего насилия и обеспечивающей достаточные механизмы защиты его жертв. Заявительница не смогла бы получить компенсацию по своим жалобам, связанным с отсутствием защиты от домашнего насилия, в каких-либо судебных процессах. Соответственно, она сохранила свой статус жертвы предполагаемого нарушения, и возражение властей относительно ее статуса жертвы должно быть отклонено (пункт 32 постановления).

Обращаясь к обязательству проводить эффективное расследование всех актов домашнего насилия, что может привести к наказанию виновного, Суд напомнил - при рассмотрении таких дел требуется особая тщательность и в процессе внутреннего разбирательства следует принимать во внимание особый характер домашнего насилия. Обязательство государства проводить расследование не будет выполнено, если защита, предоставляемая внутренним законодательством, существует только в теории; прежде всего, она также должна эффективно применяться на практике, а это требует оперативного рассмотрения дела без лишних задержек (пункт 33 постановления).

Ввиду недостатков российской правовой основы в сфере борьбы с актами домашнего насилия и того, как российские власти отнеслись к заслуживающим доверия утверждениям заявительницы о жестоком обращении, Суд счел, что государство не выполнило свои обязательства по статье 3 Конвенции (пункт 39 постановления).

Заявительница также жаловалась на неспособность российских органов власти принять конкретные меры по борьбе с дискриминацией женщин по признаку пола. Она утверждала, что имело место нарушение статьи 14 Конвенции в совокупности со статьей 3 указанного международного договора.

Суд напомнил - общая политика или фактическая ситуация, которая имеет непропорционально негативные последствия для конкретной группы, может представлять собой дискриминацию по смыслу статьи 14 Конвенции, даже если она конкретно не нацелена на эту группу и не имеет дискриминационных намерений. Насилие в отношении женщин, включая домашнее насилие, является формой дискриминации в отношении женщин. Неспособность государства защитить женщин от домашнего насилия нарушает их право на равную защиту по закону, независимо от того, является ли такое нарушение умышленным или нет (пункт 44 постановления).

В постановлении по делу "Володина против Российской Федерации", на основании доказательств, представленных заявительницей, и информации из независимых национальных и международных источников, Суд установил prima facie признаки того, что домашнее насилие несоразмерно затронуло женщин в России. Женщины составляют подавляющее большинство жертв домашних преступлений в статистике полиции, о насилии в отношении женщин в значительно меньшей степени сообщается, оно в меньшей степени регистрируется, и у женщин гораздо меньше шансов добиться судебного преследования и осуждения причинителей насилия вследствие внутригосударственной классификации таких преступлений. Суд постановил, что продолжающееся непринятие законодательства по борьбе с домашним насилием и отсутствие какой-либо формы запретительных приказов ясно демонстрирует, что российские власти не желали признавать серьезность и масштабы проблемы домашнего насилия в России и его дискриминационное влияние на женщин. Допуская на протяжении многих лет обстоятельства, способствующие домашнему насилию, российские органы власти не смогли создать условия для действительного гендерного равенства, которое позволило бы женщинам жить без страха подвергнуться жестокому обращению или нападению, посягающим на их физическую неприкосновенность и пользоваться равной защитой закона (пункты 45 - 46 постановления).

Эти выводы, по мнению Европейского Суда, являлись актуальными и в обстоятельствах настоящего дела. Таким образом, имело место нарушение статьи 14 в совокупности со статьей 3 Конвенции.

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 20289/10 "Барсова против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 22 октября 2019 года), которым также было установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с невыполнением обязательств по обеспечению Б. надлежащей защитой от домашнего насилия со стороны ее мужа - У. ввиду недостатков нормативно-правового регулирования вопросов привлечения к ответственности за соответствующие преступные посягательства и ненадлежащего рассмотрения судом возбужденного заявительницей в отношении мужа дела частного обвинения.