практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 36801/09 "Капустин против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 8 октября 2019 г.), которым было установлено нарушение статей 5 и 10 Конвенции.

Заявитель жаловался согласно статьям 5, 10 и 11 Конвенции на незаконное и неоправданное прерывание его одиночного пикетирования, его незаконное доставление в отделение полиции и удерживание там без составления протокола.

Стороны разошлись во мнениях относительно того, был ли заявитель "лишен свободы" в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции. Однако, "[д]ля того, чтобы установить, имело ли место лишение свободы, отправной точкой в оценке Суда является конкретная ситуация, в которой оказалось соответствующее лицо; при этом необходимо учесть весь спектр факторов, возникающих в данном деле, например, тип, продолжительность, последствия и способ осуществления рассматриваемой меры. Различие между лишением и ограничением свободы проявляется лишь в степени или интенсивности, а не в природе меры или ее характере... Защита против произвольного задержания, предусмотренная пунктом 1 статьи 5 Конвенции, применяется к лишению свободы любой продолжительности, каким бы кратким оно ни было" (пункт 22 постановления).

Европейский Суд отметил, что право на свободу является крайне важным в "демократическом обществе" в значении Конвенции для лица, теряющего право на защиту Конвенции по той единственной причине, что оно покорилось и было заключено под стражу. Заключение под стражу может являться нарушением статьи 5 Конвенции, даже если соответствующее лицо согласилось с таковым (пункт 23 постановления).

Суд обратил внимание на то, что заявитель утверждал о своем желании не прекращать пикетирование и об отсутствии склонности проследовать в отделение полиции; что он был запуган и вынужден был подчиниться "предложению" сделать это, опасаясь, что отказ идти с сотрудником полиции Т. в отделение мог стать основанием для привлечения его к ответственности за правонарушение согласно статье 19.3 КоАП РФ (пункт 24 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что заявитель был лишен свободы в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции (пункт 27 постановления). Ввиду этого Суд должен был далее убедиться, соответствовало ли лишение свободы требованиям пункта 1 статьи 5. В этой связи он напомнил, что список исключений в отношении права на свободу, перечисленный в пункте 1 статьи 5, является исчерпывающим и только узкое толкование этих исключений согласуется с целью этого положения, а именно, обеспечить, чтобы никто не был лишен свободы произвольно (пункт 28 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что "лишение заявителей свободы не подпадало под подпункты "a", "d", "e" и "f" пункта 1 статьи 5. Также оно не охватывалось подпунктом "b", поскольку отсутствовали доказательства того, что заявитель не исполнил вынесенное в соответствии с законом решение суда или обязательство, предусмотренное законом. Оста[валось] определить[ся], могло ли лишение свободы относиться к сфере действия подпункта "c" (пункт 29 постановления).

Суд отметил, что "[з]аявитель официально не подозревался и не обвинялся в каком-либо правонарушении... и в его отношении не было возбуждено уголовное или административное дело. Отказываясь привлекать сотрудника полиции Т. к ответственности, следователь полагал, что последний мог подозревать, что заявитель совершил (неуказанное) правонарушение. Однако, для такого предположения не было никакого фактического основания, в том числе, в показаниях самого Т., как было указано в решении следователя. Единственной причиной для того, чтобы подойти к заявителю, и для совершения последующих действий была необходимость "выяснить возможность для него продолжать демонстрацию", что не представляло собой "обоснованное подозрение" в совершении им конкретного "правонарушения". Суд также отме[тил], что [в отношении заявителя] не были составлены протокол об административном правонарушении, протокол о доставлении или административном задержании" (пункт 30 постановления).

По мнению Суда, "лишение заявителя свободы" не могло быть осуществлено "с целью доставления [его] в компетентный судебный орган по обоснованному подозрению в совершении преступления" по смыслу подпункта "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции или "для предупреждения совершения преступления" (пункт 31 постановления).

Суд установил, что лишение свободы, которому был подвергнут заявитель, не имело каких-либо законных целей согласно пункту 1 статьи 5 и было произвольным (пункт 32 постановления). Суд пришел к выводу, что по настоящему делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.

По тем же причинам Суд посчитал, что прерывание пикетирования заявителя явилось "вмешательством" в его право на свободу выражения. Задержание и содержание под стражей протестующих может составлять вмешательство в право на свободу выражения мнения. Ничто не указывало на то, что демонстрация заявителя была незаконной (или, по крайней мере, могла восприниматься как незаконная) или что имелась иная веская причина для вмешательства полиции в ее проведение. Таким образом, рассматриваемое вмешательство не было "необходимым в демократическом обществе" согласно пункту 2 статьи 10 Конвенции. Следовательно, имело место также нарушение данной статьи (пункт 34 постановления).

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 36801/09 "Калямин против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 23 июля 2019 г.), которым было установлено нарушение пунктов 1 и 5 статьи 5 Конвенции.

Заявитель жаловался в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции на незаконное и произвольное лишение свободы. Ссылаясь на пункт 5 статьи 5 и статью 13 Конвенции, заявитель также утверждал, что не имелось доступных компенсационных средств правовой защиты, и, в первую очередь, что процедура рассмотрения уголовных жалоб, включая этап судебного пересмотра в отношении отказа от судебного преследования, не предусматривала для него эффективное средство правовой защиты в отношении административного доставления, поскольку соответствующее дознание не было проведено достаточно тщательным образом.

Суд посчитал, что помещение заявителя и содержание его под стражей в автобусе, последующее доставление и его присутствие в отделении полиции 24 марта 2007 года представляли собой "лишение свободы". Ничто не говорило о том, что, по сути и/или с учетом требований российского законодательства, 24 марта 2007 года заявитель мог свободно принять решение не следовать за полицейскими до отделения, или, оказавшись там, в любой момент уйти без негативных последствий. Заявитель был физически принужден полицией и не мог покинуть автобус, а затем и отделение полиции, без разрешения (пункт 63 постановления).

Суд пришел к выводу о том, что на протяжении всех событий указанного дня присутствовал элемент принуждения, который, несмотря на незначительную продолжительность процедуры, свидетельствовал о лишении свободы по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции.

Суд согласился с Властями в том, что Закон о полиции 1991 года обеспечил правовую основу для применения полицией таких мер, как доставление лица в отделение полиции. Однако, как посчитал Европейский Суд, это может быть сделано только в конкретном контексте и/или с конкретной целью, например, для установления личности лица или, как указано в статьях 27.1 и 27.2 КоАП РФ, для составления протокола об административном правонарушении, когда "это не может быть сделано на месте" (пункт 75 постановления).

Суд отметил, что "[н]ичто не [свидетельствовало] о том, что полицейские не имели полномочий для составления протокола о правонарушении на месте... и, прежде всего, что без доставления заявителя в отделение полиции было "невозможно" "выявить правонарушение, установить его личность, обеспечить надлежащее и своевременное рассмотрение дела и исполнение окончательного решения суда". Более того, как призна[валось] Властями, в нарушение пункта 3 статьи 27.2 КоАП применение меры доставления не было должным образом задокументировано. Вышеуказанные соображения, по-видимому, яв[ились] одними из существенных элементов, относящихся к законности такого рода мер в соответствии с российским законодательством. Кроме того, [не было] никаких доказательств того, что заявитель был проинформирован о каком-либо (обоснованном подозрении в) административном обвинении против него или о причинах его задержания" (пункт 76 постановления).

"Что касается подпункта "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции, то Властям, по мнению Европейского Суда, следовало иметь в виду, что эта мера была применена в контексте административного правонарушения, максимальное наказание за которое, предусмотренное законом, представляет собой штраф в размере 30 евро. Согласно требованиям пункта 1 статьи 5 Конвенции, чтобы лишение свободы считалось свободным от произвола, недостаточно того, чтобы эта мера принималась и исполнялась в соответствии с национальным законодательством; она также должна быть необходимой в сложившихся обстоятельствах и соразмерной. В тех случаях, когда цель заключалась в том, чтобы "предотвратить совершение преступления лицом", внутригосударственные органы власти обязаны были удостовериться, в частности, в том, что лишение свободы являлось "обоснованно необходимым" для достижения этой цели в обстоятельствах дела. Имеющиеся материалы не указыва[ли] на то, что вышеуказанные требования были соблюдены" (пункт 77 постановления).

С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд пришел к выводу о том, что процедура сопровождения не соответствовала статьям 27.1 - 27.2 КоАП РФ и, следовательно, и подпункту "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

См. также нижеприведенное постановление Европейского Суда по жалобе N 10970/12 "Григорьев и Игамбердиева против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 12 февраля 2019 г.), которым установлено нарушение в отношении одного из заявителей пункта 1 статьи 5 Конвенции в ходе осуществления им права на свободу выражения мнения.