практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 70879/11 "Илья Ляпин против Российской Федерации" (вынесено 30 июня 2020 года, вступило в силу 16 ноября 2020 года), которым установлено отсутствие нарушения статьи 8 Конвенции в связи с лишением родительских прав заявителя.

Суд заявил: "взаимное общение родителя и ребенка составляет основополагающий элемент "семейной жизни" по смыслу статьи 8 Конвенции, даже если отношения между родителями нарушились... В настоящее время имеется широкий консенсус, в том числе в международном праве, в поддержку мнения о том, что во всех решениях, касающихся детей, превыше всего следует ставить наилучшие интересы детей... В большинстве случаев интересы ребенка предполагают необходимость сохранения связей ребенка с его семьей, за исключением случаев, когда семья оказалась особенно неспособной, и это может нанести вред здоровью и развитию ребенка... Разорвать семейные узы означает лишить ребенка его корней, что может быть сделано только в исключительных обстоятельствах...; и должны быть приняты все меры для сохранения личных отношений и, если это необходимо, для "восстановления" семьи" (пункт 44 постановления).

В то же время, продолжил Суд, совершенно ясно, что в интересах ребенка необходимо обеспечить его развитие в благоприятной для него среде, и нельзя заставить родителя в соответствии со статьей 8 Конвенции принять такие меры, которые нанесут вред здоровью и развитию ребенка. Интересы ребенка, в зависимости от их характера и серьезности, могут быть поставлены превыше интересов родителей. В частности, в тех случаях, когда общение с родителем может представлять угрозу интересам ребенка или нарушать его соответствующие права, национальные органы власти должны обеспечить справедливый баланс между ними (пункт 45 постановления).

По мнению Суда, следует иметь в виду следующее - в целом национальные органы власти имеют возможность прямого контакта со всеми заинтересованными лицами. Соответственно, задача Суда состоит не в том, чтобы подменять собой внутригосударственные органы власти, а в том, чтобы пересматривать в свете Конвенции решения и оценки, принятые этими органами в порядке осуществления их полномочий. Пределы свободы усмотрения, которой должны наделяться компетентные национальные органы власти, неодинаковы и зависят от характера вопросов, являющихся предметом спора по тому или иному делу, и от важности затрагиваемых интересов. Хотя Суд признает, что власти пользуются широкими пределами свободы усмотрения при решении вопросов опеки, однако требуется внимательное изучение любых дальнейших ограничительных мер (например, ограничений, налагаемых такими органами на осуществление родительских прав), и любых правовых гарантий эффективной защиты права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Подобные ограничения влекут за собой опасность того, что семейные отношения между родителями и ребенком будут фактически прекращены (пункт 46 постановления).

При определении, являлась ли оспариваемая мера "необходимой в демократическом обществе", Суд должен рассмотреть, были ли причины, приведенные для обоснования оспариваемой меры, "уместны и достаточны" в целях пункта 2 статьи 8 Конвенции. Для этого Суд должен выяснить, провели ли внутригосударственные суды тщательное изучение семейной ситуации в целом и ряда факторов, в частности, факторов фактического, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и была ли проведена сбалансированная и разумная оценка соответствующих интересов каждого лица. При этом необходимо определить, каким будет наилучшее решение для ребенка. Суд также должен выяснить, являлся ли процесс принятия решений в принципе справедливым и была ли предоставлена заявителю необходимая защита ее интересов, гарантированная статьей 8 Конвенции (пункт 47 постановления).

Как усматривалось из текста постановления, сторонами не оспаривалось, что связь между заявителем и его ребенком представляет собой "семейную жизнь" по смыслу статьи 8 Конвенции. Лишение заявителя родительских прав представляло собой вмешательство в его право на уважение семейной жизни, гарантированное пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Такое вмешательство является нарушением данного положения, за исключением случаев, когда такое вмешательство "предусмотрено законом", преследует одну из законных целей, предусмотренных пунктом 2 статьи 8 Конвенции, и может считаться "необходимым в демократическом обществе". Суд принял довод властей о том, что рассматриваемая мера была основана на статье 69 Семейного кодекса Российской Федерации и преследовала цель защиты прав ребенка. Оставалось определить, была ли эта мера "необходимой в демократическом обществе" (пункт 48 постановления).

Суд отметил, что лишение заявителя родительских прав лишило его всех родительских прав, которые он имел в отношении своего сына, включая право на общение с ним. Суд вновь подтвердил - лишение человека его родительских прав является особенно радикальной мерой, которая лишает родителя его или ее семейной жизни с ребенком, что несовместимо с целью их воссоединения. Такие меры должны применяться лишь в исключительных обстоятельствах. Они могут быть оправданы только в том случае, если они мотивированы главным требованием, относящимся к наилучшим интересам ребенка (пункт 49 постановления).

Суд установил, что при рассмотрении дела о лишении заявителя родительских прав внутригосударственные суды двух инстанций оценивали ситуацию в свете имеющихся у них доказательств. В частности, они отметили следующее: заявитель не проживал с В. с апреля 2003 года, когда он развелся с супругой, и он не общался с ребенком с 2004 года. Таким образом, очевидно, хотя ребенок провел первые два года своей жизни с заявителем, но к моменту принятия решения о лишении заявителя родительских прав он не жил с ребенком в течение восьми лет и не общался с ним в течение семи лет (пункт 50 постановления).

Суд также обратил внимание на то, что в течение всего периода отсутствия общения между заявителем и В., заявитель не предпринимал никаких попыток получить доступ к своему сыну и возобновить с ним общение. Он представил несколько противоречивые аргументы в этой связи, заявив, с одной стороны, что он решил не вмешиваться в жизнь В., чтобы дать ему некоторое время "для адаптации к новой семье" А.К. и ее нового мужа, а с другой стороны, что А.К. препятствовала его общению с ребенком (пункт 51 постановления).

Суд не нашел ни один из этих доводов убедительным. Исходя из предположения, что заявитель добровольно ушел из жизни своего ребенка, чтобы дать ему возможность адаптироваться к новому мужу своей матери, однако неясно, почему этот период "адаптации" длился семь лет. По мнению Суда, заявитель мог и должен был понимать следующее: такая длительная и полная разлука с его сыном - особенно учитывая его юный возраст в то время, когда их общение прервалось, - могла привести лишь к значительному ослаблению, если не к полному разрыву связи между ними и отчуждению ребенка от него. Действительно, в ходе внутреннего разбирательства установлено, что, хотя В. и знал о существовании своего биологического отца, он не помнил его и не хотел с ним общаться. В момент их встречи ребенок не узнал заявителя и испугался, когда ему сказали, что заявитель является его отцом (пункт 52 постановления).

Суд указал (ранее это отмечалось внутригосударственными судами): если предположить, что мать ребенка возражала против общения с заявителем, то удивительно, что заявитель никогда не обращался за помощью к органам опеки или внутригосударственным судам для организации доступа и определения порядка общения с В.

Общение между заявителем и его ребенком было прервано в 2004 году, но лишь семь лет спустя - и только после того, как мать ребенка подала иск о лишении заявителя родительских прав, - заявитель впервые обратился за установлением порядка общения (пункт 53 постановления).

Суд счел, что именно бездействие заявителя привело к разрыву связей между ним и его сыном и, таким образом, как представляется, предопределило исход дела против него. Очевидно, лишение заявителя родительских прав не более чем аннулировало юридическую связь между заявителем и его сыном. Учитывая отсутствие каких-либо личных отношений в течение семи лет, предшествовавших этому решению, нельзя было сказать, что это отрицательно сказалось на этих отношениях (пункт 54 постановления).

Кроме того, как отметил Суд, из судебных постановлений усматривалось, что ребенок был хорошо интегрирован в свою семью и глубоко привязан к своей матери, своему сводному брату и М.К. <6>, с которым он фактически проживал одной семьей в течение семи лет. Важно также, что М.К. полностью взял на себя роль отца и намеревался усыновить ребенка; и что мальчик последовательно выражал свое желание быть усыновленным им и носить фамилию М.К. Суд вновь заявил - существующие семейные связи между супругами и детьми, о которых они фактически заботятся, требуют защиты в соответствии с Конвенцией. Более того, если прошло значительное время с тех пор, как ребенок перестал жить со своими биологическими родителями, интерес этого ребенка к тому, чтобы фактически его семейная ситуация не изменилась снова, может превалировать над интересами родителей к воссоединению их семьи (пункт 55 постановления).

--------------------------------

<6> Муж матери.

Суд счел, что внутригосударственные органы власти столкнулись с трудной задачей установления справедливого баланса между конкурирующими интересами - интересами заявителя, В., матери и членов фактической семьи В. В частности, они были призваны решить, в наилучших ли интересах В. установить его связь с заявителем - его родным отцом, - общение с которым было прервано в течение предыдущих семи лет, или, скорее, укрепить существующие связи между В. и семьей, в которой он жил в течение этого периода. Суд резюмировал следующее: внутригосударственные суды провели детальную и тщательно взвешенную оценку всей ситуации и потребностей ребенка в свете представленных доказательств; они внимательно рассмотрели соответствующие факты и должным образом учли интересы В. Принимая во внимание тот факт, что внутригосударственные суды имели возможность контактировать со всеми заинтересованными сторонами, Суд пришел к выводу: они предоставили "значительные и достаточные" основания для своих решений в пределах своей свободы усмотрения (пункт 56 постановления).

Суд отметил - внутригосударственные суды обязали заявителя выплачивать ежемесячную сумму алиментов на содержание ребенка, начиная с даты вынесения решения и до достижения его сыном совершеннолетия, хотя заявитель больше не будет иметь родительских прав в отношении ребенка. Однако это не означало, что не было значительных и достаточных оснований для принятия решения о лишении заявителя родительских прав. Действительно, это решение не изменило того факта, что заявитель продолжал оставаться родителем ребенка и, следовательно, нести за него родительскую ответственность; более того, он не платил никаких алиментов на содержание ребенка в течение многих лет. Необходимо также подчеркнуть - обязанность выплачивать алименты на ребенка прекратилась, как только В. был усыновлен М.К. (пункт 57 постановления).

Что касается процесса принятия решения, то Суд указал: соответствующее решение суда было принято в результате состязательного производства, в ходе которого заявитель был поставлен в положение, позволяющее ему выдвинуть все аргументы в поддержку своей позиции. Он принял участие в разбирательстве и смог представить письменные и устные доказательства. В своих решениях суды приводили исчерпывающие обоснования в пользу собственных выводов и рассматривали выдвинутые заявителем доводы. Был заслушан ряд свидетелей, в том числе тех, кто поддержал заявителя, и получена психологическая оценка отношений В. с его родителями. В той мере, в какой заявитель жаловался на то, что оценка была проведена в его отсутствие и что ребенок не был заслушан в суде, Суд отметил следующее: во-первых, заявитель мог ставить эти вопросы перед судами двух уровней юрисдикции; во-вторых, заявитель мог оспорить выводы отчета и ходатайствовать о проведении еще одной экспертизы В. Однако в распоряжении Суда не было никаких доказательств того, что заявитель когда-либо пытался воспользоваться какой-либо из этих возможностей. По мнению Суда, внутренний процесс принятия решений был справедливым и обеспечил заявителю необходимую защиту его прав, гарантированных статьей 8 Конвенции (пункт 58 постановления).

С учетом вышеизложенного и принимая во внимание оценку наилучших интересов ребенка, проведенную внутригосударственными судами, а также отсутствие отношений между заявителем и В. в течение семи лет, Суд остался удовлетворен тем, что оспариваемое решение подпадало под пределы свободы усмотрения, предоставленной государству-ответчику, и не оказало какого-либо неблагоприятного воздействия на эти отношения, чтобы сделать его несоразмерным.