практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 42182/11 "Толмачев против Российской Федерации" (вынесено 2 июня 2020 года и вступило в силу 16 ноября 2020 года), которым установлено нарушение статьи 10 Конвенции в связи с привлечением заявителя к гражданско-правовой ответственности за клевету.

Заявитель жаловался на то, что два производства по делу о клевете в его отношении, в ходе которых были вынесены решения от 13 декабря 2010 года и от 5 мая 2011 года (в результате которых заявитель был привлечен к гражданско-правовой ответственности за клевету), представляли собой непропорциональное вмешательство в его право на свободу выражения мнения, гарантированное статьей 10 Конвенции.

Суд отметил, что некоторые элементы не оспаривались сторонами, а именно: решения районного суда от 4 октября 2010 года и 28 февраля 2011 года, оставленные без изменения областным судом, представляли собой вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения, гарантированное пунктом 1 статьи 10 Конвенции; данное вмешательство было "предусмотрено законом", в частности, статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации; и оно "преследовало законную цель", то есть "защиту репутации или прав других лиц" по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции. Следовательно, оставалось рассмотреть вопрос о том, было ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе". В связи с этим Суд должен был определить, являлось ли вмешательство пропорциональным преследуемой законной цели, и были ли приведенные внутригосударственными судами основания достаточными и существенными. Суд также подчеркнул: вмешательство должно рассматриваться в свете важной роли свободной прессы в обеспечении надлежащего функционирования демократического общества (пункт 44 постановления) <12>.

--------------------------------

<12> Суд обратил внимание на то, что "[о]бщие принципы оценки необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнения обобщены в постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Беда против Швейцарии" (Bedat v. Switzerland), жалоба N 56925/08, пункт 48, ECHR 2016, среди многих других прецедентов. Общие принципы по статье 10 и свободе прессы обобщены в постановлении Большой Палаты Европейского Суда от 27 июня 2017 года по делу "Сатакуннан Марккинапорсси" Ой и "Сатамедиа" Ой против Финляндии" (Satakunnan Markkinopdrssi Oy and Satamedia Oy v. Finland), жалоба N 931/13, пункты 124 - 128. Установленные прецедентной практикой Суда стандарты, которым должно соответствовать вмешательство в осуществление свободы прессы, чтобы удовлетворить требование о необходимости, приводимое в пункте 2 статьи 10 Конвенции, были недавно обобщены в постановлении по делу "Скудаева против России" (пункты 33 - 34). Общие принципы, касающиеся предела свободы усмотрения и баланса права на свободу выражения мнения с правом на уважение частной жизни, изложенные в прецедентной практике Суда, были обобщены в постановлении Большой Палаты Европейского Суда от 7 февраля 2012 года по делу "Аксель Шпрингер АГ" против Германии" (Axel Springer AG v. Germany), жалоба N 39954/08, пункты 85 - 95; постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудерк и Ашетт Филипаки Асосье против Франции" (Couderc and Hachette Filipacchi Associes v. France), жалоба N 40454/07, пункты 90 - 93, ECHR 2015 (выдержки); и в постановлении Большой Палаты Европейского Суда от 27 июня 2017 года по делу "Меджлис Исламске Заеднице Брчко и другие против Боснии и Герцеговины" (Medzlis Islamske Zajednice Brcko and Others v. Bosnia and Herzegovina), жалоба N 17224/11, пункт 77" (пункт 45 постановления).

Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд отметил, что общим элементом в двух рассматриваемых разбирательствах по делу о клевете явилось то, что они следуют из статей в газете, где критиковались судьи. Суд повторил - вопросы, касающиеся функционирования системы правосудия, института, являющегося значимым для любого демократического общества, входят в общественные интересы. В связи с этим необходимо учитывать особую роль судебной системы в обществе. В качестве гаранта правосудия, признанного фундаментальной ценностью государства, которое руководствуется верховенством права, судебная система должна пользоваться доверием общественности. Следовательно, может возникнуть необходимость защитить это доверие от серьезных нападок, особенно ввиду того обстоятельства, что судьи, подвергавшиеся критике, обязаны проявлять сдержанность, не позволяющую им отвечать на критику. Тем не менее (за исключением случаев нанесения серьезного ущерба вследствие нападок, которые, по сути, являются необоснованными), принимая во внимание тот факт, что судьи являются частью основополагающего института государства, они могут как таковые подвергаться личной критике в допустимых пределах, и не только теоретическим, но и прямым образом. Действуя в своем официальном качестве, они, таким образом, могут подвергаться приемлемой критике в более широких пределах, чем обычные граждане (пункт 46 постановления).

Суд установил следующее: в обоих разбирательствах районный и областной суды ограничились (i) установлением того факта, что были распространены заявления, которые, как они расценивали, запятнали честь, достоинство и деловую репутацию двух судей, и (ii) замечанием о том, что ответчики не доказали правдивость заявлений; затем суды присудили очень значительные суммы в качестве компенсации морального вреда (пункт 48 постановления).

Суд отметил: в обоих судебных разбирательствах по делу о клевете внутригосударственные суды не учли некоторые, по мнению Суда, существенные элементы. Внутригосударственные суды не пытались уравновесить соответствующие позиции сторон разбирательства. Напротив, они придавали больший вес предположительно повышенной уязвимости М. и А. как судей и А. как сына судьи, игнорируя тот факт, что заявитель был журналистом. Суд повторил свою давно выработанную позицию относительно особой - действительно, ключевой - роли, которую судебные органы играют в демократическом обществе, и подчеркнул, что такая роль не может эффективно выполняться без определенной меры терпимости в отношении журналистской критики. Защита судьи от каждого критического замечания со стороны прессы - независимо от его обоснованности, уместности или выбора формулировки - вряд ли может рассматриваться как мера, способствующая верховенству закона. Кроме того, районный и областной суды не учли следующее: наличие или отсутствие добросовестности со стороны заявителей (в частности, с учетом документальных и свидетельских показаний, представленных в ходе разбирательства по делу о клевете, инициированного М.); цель, которую заявители преследовали при публикации статьи; наличие в оспариваемой статье вопроса, представляющего общественный интерес, или предмета общей обеспокоенности; и актуальность информации о предполагаемых коррупционных действиях судей. Не проведя анализ этих элементов, внутригосударственные суды не обратили внимания на важную функцию, которую пресса выполняет в демократическом обществе (пункт 49 постановления).

Повторяя, что необходимо проводить четкое различие между фактами и оценочными суждениями, учитывая, что наличие фактов может быть доказано, тогда как истинность оценочных суждений не подлежит доказыванию, Суд отметил - районный суд провел такое различие в решении от 4 октября 2010 года в отношении одного из оспариваемых заявлений. Однако, как установил Европейский Суд, внутригосударственные суды не рассмотрели тщательно доводы заявителя относительно остальных заявлений, которые выражали его личное, субъективное мнение, не подлежащее доказыванию. Соответственно, Суд не смог не отметить - внутригосударственные суды не применили в строгом смысле один из ключевых стандартов, установленных в его практике в отношении права на свободу выражения мнения (пункт 50 постановления).

Что касается необходимости обеспечения баланса между правом судей (или их наследников) на защиту репутации и журналистской свободой выражения мнения, то Суд установил - внутригосударственные суды просто заявили, что оспариваемые заявления запятнали честь, достоинство и деловую репутацию и не привели никаких оснований в подтверждение этого вывода. Районный и областной суды не сочли необходимым рассмотреть вопрос о том, можно ли рассматривать оспариваемые заявления как фактические утверждения, способные нанести ущерб чести или деловой репутации истцов, не говоря уже об их достоинстве. Как представлялось, их аргументация была основана на молчаливой позиции о том, что при любых обстоятельствах интересы, связанные с защитой чести и достоинства других лиц (в частности, лиц, наделенных государственной властью), преобладают над свободой выражения мнения. Не сопоставив два конкурирующих интереса друг с другом, внутригосударственные суды, согласно позиции Суда, не смогли обеспечить необходимый баланс (пункт 51 постановления).

Суд также указал - заявитель жаловался на непропорционально большие суммы, присужденные истцам. В соответствии с последовательной прецедентной практикой Суда, касающейся исков о клевете против журналистов, характер и серьезность наложенных наказаний являются факторами, которые необходимо учитывать при оценке пропорциональности вмешательства. Кроме того, Суд должен был убедиться, что наказание не является формой цензуры, направленной на то, чтобы разубедить прессу от выражения критики. В контексте обсуждения темы, представляющей общественный интерес, такая санкция, скорее всего, удержит журналистов от участия в публичном обсуждении вопросов, влияющих на жизнь общества. Аналогичным образом она может помешать прессе выполнять свою задачу как распространителя информации и "сторожевого пса" общества. Соответственно, Суд счел целесообразным в обстоятельствах данного дела оценить, применяли ли внутригосударственные суды стандарты, установленные в его прецедентной практике в отношении соразмерности решения по делу о клевете в отношении представителя прессы, при определении сумм, присужденных М. и А. (пункт 52 постановления).

Суд обратил внимание - хотя он последовательно придерживался мнения о том, что присуждение убытков в связи с клеветой должно иметь разумное отношение соразмерности ущербу, нанесенному репутации, он не установил заранее определенную формулу, чтобы решить, было ли выполнено это требование. В некоторых делах Суд считал, что сумма была настолько внушительной в абсолютном выражении или по сравнению с решениями по другим делам о клевете, что повлекла за собой усиленное изучение ее соразмерности. В других делах Суд использовал ориентировочную сумму, чтобы оценить перспективу решения по конкретному делу о клевете, например: ежемесячный доход заявителя; минимальная месячная заработная плата; среднемесячная заработная плата; средний доход в определенной профессиональной сфере; или суммы, присужденные внутригосударственными судами в других видах разбирательств (пункт 53 постановления).

Обращаясь к обстоятельствам дела, Суд отметил - ни одна из сторон не сообщила ему о ежемесячном доходе заявителя и ресурсах, доступных ему в целом на момент рассматриваемых событий. Суд счел целесообразным рассмотреть присужденную М. и А. сумму в перспективе, использовать в качестве ориентировочной суммы минимальный размер оплаты труда, установленный и регулярно пересматриваемый Федеральным Собранием Российской Федерации. Суд установил: минимальный размер оплаты труда, применяемый в даты вынесения рассматриваемых решений внутригосударственных судов, составлял 4330 руб. Отсюда следовало, что в деле М. заявитель, как физическое лицо и как единственный собственник издательства, был обязан выплатить истице сумму, в 49 раз превышающую сумму минимального размера оплаты труда, а в деле А. - сумму, в 230 раз больше этого размера. Таким образом, Суд счел - суммы, присужденные заявителям, были очень существенными (пункт 54 постановления).

Тем не менее, по мнению Суда, внутригосударственные суды уделили мало внимания вопросу пропорциональности присужденной суммы. При присуждении М. суммы 500 000 руб., которые должны быть выплачены как заявителем, так и издательством (то есть общая сумма 1 000 000 руб.), районный суд не только не упомянул о финансовом положении заявителя, он подчеркнул тот факт, что истица была судьей, придавая преимущественный вес позиции истицы. Хотя областной суд при рассмотрении в апелляционном порядке уменьшил присужденную М. сумму, он не определил, была ли пропорциональной сумма в размере 215 000 руб., которая должна быть выплачена М. заявителем как физическим лицом и как единственным собственником издательства, учитывая финансовое положение заявителя. Что касается компенсации в размере 500 000 руб., которую должен был выплатить заявитель и издательство в пользу А., то внутригосударственные суды двух инстанций сосредоточили внимание на следующем факте - истец должен был серьезно пострадать из-за нападок на репутацию его покойной матери. Районный суд отметил - он принял во внимание "финансовое положение каждого ответчика", но не указал каких-либо подробностей относительно этого положения. Областной суд просто повторил обоснование суда нижестоящей инстанции. Суд резюмировал - районный и областной суды, принимая решение о компенсации морального вреда, подлежащего выплате заявителем в двух судебных разбирательствах по делу о клевете, не обеспечили разумное пропорциональное соотношение ущербу репутации истцов, как того требуют стандарты, установленные прецедентной практикой Суда (пункт 55 постановления).

Суд пришел к выводу: причины, приведенные внутригосударственными судами в обоснование двух случаев вмешательства в право заявителя на свободу выражения мнения, хотя и имеют отношение к делу, не могут рассматриваться как достаточные. При оценке обстоятельств, представленных для их оценки, внутригосударственные суды не учли должным образом принципы и критерии, изложенные в прецедентной практике Суда, для достижения баланса права на уважение частной жизни и права на свободу выражения мнения. Они превысили предоставленную им свободу усмотрения и не смогли продемонстрировать, что имеется разумная взаимосвязь пропорциональности между двумя рассматриваемыми случаями вмешательства и преследуемой законной целью. Таким образом, по мнению Суда, не было продемонстрировано, что вмешательство было "необходимым в демократическом обществе".