МНЕНИЕ

СУДЬИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

С.Д. КНЯЗЕВА

Проголосовав против принятия Определения Конституционного Суда Российской Федерации от 17 января 2012 года N 174-О-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ю.Р. Юдина на нарушение его конституционных прав статьями 301 и 312 УПК Российской Федерации, считаю необходимым воспользоваться предоставленным статьей 76 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" правом на изложение особого мнения, поскольку принципиально не согласен ни с мотивировочной, ни с резолютивной частями данного решения.

В этой связи прежде всего хотелось бы обратиться к текстуальному содержанию оспариваемых законоположений, применение которых в деле заявителя послужило основанием для отказа в ознакомлении с особым мнением одного из судей, входившего в состав постановившего приговор суда. По сути, нарушение своих конституционных прав Ю.Р. Юдин связывает с предписаниями Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, согласно которым судья, оставшийся при особом мнении по поставленному приговору, вправе письменно изложить его в совещательной комнате; особое мнение приобщается к приговору и оглашению в зале судебного заседания не подлежит (часть пятая статьи 301); в течение пяти суток со дня провозглашения приговора его копии вручаются осужденному или оправданному, его защитнику и обвинителю (статья 312).

На первый взгляд, приведенные нормы уголовно-процессуального закона сами по себе вовсе не делают невозможным ознакомление осужденного и его защитника с особым мнением судьи, запрещая лишь оглашать его в зале судебного заседания. Прямое указание на приобщение особого мнения судьи к приговору вполне может быть истолковано таким образом, что это мнение становится единым целым с постановленным приговором и, как следствие, судом должно быть обеспечено вручение его копии осужденному в рамках исполнения обязанности, закрепленной в статье 312 УПК Российской Федерации.

Однако сложившаяся судебная практика исходит из прямо противоположной интерпретации оспоренных норм. При этом основная мотивация отказа в ознакомлении с особым мнением сводится к тому, что в противном случае будет нарушено требование части второй статьи 298 УПК Российской Федерации, в соответствии с которой судьи не вправе разглашать суждения, имевшие место при обсуждении и постановлении приговора. Именно руководствуясь подобными соображениями, выводимыми из системно-правового единства статей 298, 301 и 312 УПК Российской Федерации, суды принимают меры к тому, чтобы особое мнение было недоступно иным участникам уголовного судопроизводства, что обеспечивается посредством его запечатывания в отдельный конверт (с соответствующей пометкой), с содержимым которого в последующем вправе знакомиться лишь сами представители судебной власти.

При таком подходе неминуемо возникает вопрос: как указанные действия сопрягаются с разрешительным ("можно только то, что прямо разрешено законом") типом правового регулирования правомочий суда? Ведь ни одно из известных положений уголовно-процессуального закона не оговаривает необходимости сокрытия, да еще и в таком формате, особого мнения судьи от осужденного и его защитника, равно как и от иных заинтересованных участников процесса. <*> Тем не менее, даже при всей своей значимости, вряд ли ответ на данный вопрос способен полностью прояснить ситуацию, поскольку если согласиться с тем, что особое мнение предназначено исключительно для "внутрисудебного" использования, то просто необходимо так или иначе обеспечивать соответствующий режим его хранения.

--------------------------------

<*> В юридической литературе справедливо отмечается, что закон ничего не говорит ни о его тайне, ни о запечатанных конвертах или каких-либо иных способах, призванных обеспечить охрану особого мнения от осужденного и других участников уголовного судопроизводства (Халдеев Л.С. Судья в уголовном процессе. М., 2000. С. 281).

Гораздо важнее другое: действительно ли ознакомление с особым мнением судьи несовместимо с запретом на разглашение тайны совещательной комнаты? Думается, что для утвердительного ответа на этот вопрос отсутствуют веские основания.

Во-первых, уголовно-процессуальный закон устанавливает, что судьи не вправе разглашать суждения, имевшие место при обсуждении и постановлении приговора. Это правило, безусловно, должно соблюдаться судьей и при изложении особого мнения, которое представляет собой его итоговую позицию, выражающую мотивированное несогласие с приговором. И в данном качестве особое мнение, конечно же, не может рассматриваться как посягательство на тайну совещания судей.

Во-вторых, обязанность судьи соблюдать тайну совещательной комнаты носит абсолютный характер и не предполагает никаких исключений, в том числе и по отношению к судьям вышестоящих судов. Поэтому если руководствоваться приоритетом сохранения тайны совещательной комнаты, то следует сделать вывод, что знакомиться с особым мнением судьи не вправе никто, даже суды кассационной и надзорной инстанций. Но в этом случае уголовно-процессуальный институт особого мнения судьи утрачивает всякий смысл.

В-третьих, нельзя не учитывать, что запрет на разглашение тайны совещательной комнаты известен не только уголовному, но и другим - конституционному, административному, гражданскому - видам судопроизводства. При этом, как в силу прямого указания закона, так и вследствие его системного прочтения, в указанных видах судопроизводства суды обычно не усматривают в ознакомлении участников процесса с особым мнением (в том числе посредством его опубликования) опасности посягательства на тайну судейского совещания.

Изложенное позволяет, как минимум, усомниться в том, что именно запрет на разглашение тайны совещательной комнаты делает невозможным доступ заинтересованных лиц, включая осужденного и его защитника, к особому мнению судьи. Не случайно в юридической науке широко распространены взгляды, <*> согласно которым осужденному, его защитнику, а также иным участникам уголовного судопроизводства должно быть обеспечено право на ознакомление с особым мнением судьи. <**>

--------------------------------

<*> См., напр.: Бунина А.В. Приговор как акт правосудия. Его свойства. Оренбург, 2005. С. 62 - 63; Петрухин И.Л. Теоретические основы реформы уголовного процесса в России. Часть II. М., 2005. С. 115; Суханова Н.Н. Особое мнение судьи при постановлении приговора // Российский судья. 2007. N 10. С. 47; Фадеева Е.И. Особое мнение судьи по приговору // Российский судья. 2010. С. 19.

<**> Более того, нередко в изданиях самого серьезного уровня можно обнаружить утверждения, что об особом мнении судьи должна в обязательном порядке делаться соответствующая отметка в протоколе судебного заседания. Иллюстрацией к сказанному является, в частности, комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации, изданный с предисловием председателя Комитета Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству П.В. Крашенинникова (Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Постатейный научно-практический комментарий к Кодексу. М., 2009. С. 470).

Основанием для подобного вывода может служить, как бы это странно ни выглядело, последовательное системное восприятие и применение уголовно-процессуального законодательства. Особое значение в этом смысле приобретает пункт 12 части четвертой статьи 47 УПК Российской Федерации, закрепляющий право обвиняемого знакомиться по окончании предварительного расследования со всеми материалами уголовного дела и выписывать из уголовного дела любые сведения и в любом объеме. Принимая же во внимание положения части второй статьи 47 УПК Российской Федерации, ориентирующей суды и иных правоприменителей на то, что титулы подсудимого и осужденного являются лишь модификациями статуса обвиняемого, обусловленными стадийным устройством уголовного судопроизводства, следует сделать однозначный вывод: осужденный также имеет право на ознакомление со всеми материалами уголовного дела, включая и особое мнение судьи.

На этом фокусирует судейское внимание и правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, согласно которой, связывая соответствующее право обвиняемого с окончанием предварительного расследования, законодатель определяет момент, с которого все материалы уголовного дела становятся доступными для обвиняемого, но не ограничивает возможность его реализации только данным этапом уголовного судопроизводства, вследствие чего такое законодательное регулирование не может расцениваться как препятствующее ознакомлению с материалами уголовного дела в целях реализации обвиняемым права на защиту и на последующих этапах судопроизводства, как после поступления дела в суд, так и после вынесения приговора (Определение от 23 мая 2006 года N 189-О).

Таким образом, право осужденного на ознакомление с особым мнением судьи вытекает непосредственно из отраслевой природы и законодательного оформления соответствующего института в уголовном судопроизводстве.

Что же касается устоявшейся судебной практики, то она, как представляется, продиктована инерционным воспроизводством тех стереотипов, которые сложились во времена советского уголовного процесса с его весьма "сдержанным" отношением к праву обвиняемого на защиту, независимости и самостоятельности судей, состязательности и равноправию сторон уголовного судопроизводства, публичному и открытому отправлению правосудия. Во всяком случае, то обстоятельство, что уголовно-процессуальные кодексы практически всех постсоветских стран (Азербайджан, Киргизия, Латвия, Таджикистан, Туркменистан и др.) не оговаривают права осужденного на доступ к особому мнению судьи, свидетельствует в пользу такого вывода.

Если же обратиться к законодательству западноевропейских государств, то в тех из них, где за судьями в той или иной форме признана возможность изложения особого мнения, прямо или косвенно гарантируется право осужденного на ознакомление с ним. Так, в Швеции в соответствии с Кодексом судебного процесса особое мнение должно быть доведено до сведения сторон одновременно с постановлением суда и тем же способом, что и последнее (статья 9). А в Испании согласно Закону об уголовном судопроизводстве особые мнения хотя и не включаются в копии судебных постановлений, выдаваемых судами, однако в случае подачи и принятия кассационной жалобы направляются в Верховный Суд и предаются гласности (статья 157). Да и практика международных судебных органов (Европейский Суд по правам человека, Международный уголовный суд и др.) также основана на модели открытости особых мнений судей, причем не только для участников судопроизводства.

Все это позволяет констатировать, что смысл, придаваемый оспариваемым положениям статей 301 и 312 УПК Российской Федерации судами общей юрисдикции, не может восприниматься как адекватный действующему законодательному регулированию, в особенности если учитывать доктрину уголовного процесса, а также международный и зарубежный опыт отправления правосудия, в том числе уголовного.

Вместе с тем при всей значимости данного вывода важно учитывать, что для Конституционного Суда Российской Федерации принципиальное значение имеет не отраслевое истолкование рассматриваемых законоположений, а их соотношение с Конституцией Российской Федерации. Представляется, что под этим углом зрения они нуждаются в сопоставлении с целым рядом конституционных норм.

В соответствии со статьей 24 (часть 2) Конституции Российской Федерации органы государственной власти, органы местного самоуправления и их должностные лица обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом. Из содержания данного конституционного положения очевидно, что любая информация, содержащаяся в любых документах и материалах, должна быть доступна любому лицу, если она непосредственно касается его прав и свобод. Исключения из этого правила могут быть предусмотрены только федеральным законом и только в конституционно значимых целях (статья 55, часть 3, Конституции Российской Федерации).

Поскольку уголовно-процессуальный закон не устанавливает запрета на ознакомление осужденного с особым мнением судьи, то любые попытки воспрепятствования ему в доступе к данному документу выглядят крайне сомнительными. При этом вряд ли они могут быть оправданы тем, что особое мнение судьи само по себе не влияет на правовой статус осужденного, не приводит к изменению его прав и обязанностей и, как следствие, непосредственно не затрагивает их, в отличие от приговора. Такое истолкование фактически приводит к ограничению права, закрепленного в статье 24 (часть 2) Конституции Российской Федерации, так как увязывает возможность его реализации только с документами, оказывающими прямое регулирующее воздействие на права и свободы граждан. Однако даже буквальное прочтение соответствующих конституционных установлений дает основание полагать, что они имеют целью обеспечить доступ граждан ко всем документам (более того - и к материалам, не относящимся к документам), непосредственно касающимся прав и свобод, если иное не установлено законом.

Согласно статье 45 Конституции Российской Федерации в Российской Федерации гарантируется государственная защита прав и свобод (часть 1); каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (часть 2). Как уже отмечалось, уголовно-процессуальный закон не содержит запрета на ознакомление осужденного с особым мнением судьи. Соответственно, сформировавшаяся в судах общей юрисдикции практика применения оспоренных положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации вызывает большие вопросы на предмет ее соответствия предписаниям статьи 45 (часть 2) Конституции Российской Федерации, в особенности во взаимосвязи с положениями ее статьи 50 (часть 3), предусматривающей, что каждый осужденный имеет право на пересмотр приговора вышестоящим судом.

На основании статьи 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. Данное право, равно как и иные конституционные права и свободы, в силу статей 15 (часть 4) и 17 (часть 1) Конституции Российской Федерации должно признаваться и обеспечиваться согласно общепризнанным принципам и нормам международного права; если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применению подлежат правила международного договора.

В соответствии с пунктом 1 статьи 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый имеет право при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Интерпретируя данное положение Конвенции, Европейский Суд по правам человека в ряде своих решений прямо указывал, что в любом случае право на состязательный процесс, являющееся одним из элементов более широкого понятия справедливого судебного разбирательства, в принципе предполагает право сторон, участвующих в процессе, на ознакомление с любым документом или объяснением, представленным суду с целью оказать влияние на его решение или поставить его под сомнение (постановления от 20 февраля 1996 года по делу "Лобо Мачадо (Lobo Machado) против Португалии", от 26 февраля 2002 года по делу "Фретте (Frette) против Франции" и от 7 июня 2007 года по делу "Ларин и Ларина против России").

Конституционный Суд Российской Федерации также неоднократно отмечал, что неотъемлемым элементом механизма реализации права каждого на судебную защиту является эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости и обеспечивающего охрану прав и свобод человека и гражданина от произвола властей (постановления от 19 марта 2010 года N 7-П, от 19 июля 2011 года N 17-П и др.).

Соответственно, при оценке взаимосвязанных положений статей 301 и 312 УПК Российской Федерации, трактуемых в судебной практике как исключающие ознакомление осужденного и его защитника с особым мнением судьи, не может быть обойден стороной и вопрос о том, насколько они согласуются с приведенными правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского Суда по правам человека, раскрывающими содержание права на справедливый суд.

Как следует из части второй статьи 36 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", основанием для принятия жалобы на нарушение конституционных прав и свобод к рассмотрению является обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспоренные законоположения. Поскольку наличие такой неопределенности применительно к части пятой статьи 301 и статье 312 УПК Российской Федерации не вызывает сомнений, считаю, что Конституционный Суд Российской Федерации имел веские основания для принятия жалобы Ю.Р. Юдина к рассмотрению.

В заключение хотелось бы заметить, что еще в начале прошлого столетия известный французский конституционалист Л. Дюги подчеркивал, что государство только тогда может быть правовым, когда оно ответственно за нарушение закона судебной властью, и только при условии, что оно организовало против судебных решений (в том числе - в исключительных случаях - уже вступивших в законную силу) некоторые способы обжалования, даже если виновность осужденного казалась очевидной, так как, если осудили человека, оказавшегося невиновным, справедливость требует исправления ошибки судей и возмещения ущерба. <*> Нет нужды доказывать, что отказ осужденному в ознакомлении с особым мнением судьи не способствует выявлению и исправлению дефектов неправосудного приговора и тем самым оставляет открытым вопрос о том, насколько Российская Федерация соответствует своей конституционной характеристике как правового государства, в котором высшей ценностью являются человек, его права и свободы, определяющие смысл, содержание и применение законов и обеспечиваемые правосудием.

--------------------------------

<*> Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М., 1908. С. 936 - 937.