практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобам N 46232/10 и 74770/10 "Тимаков и ООО "ИД Рубеж" против Российской Федерации" (вынесено 8 сентября 2020 года, вступило в силу 8 декабря 2020 года), которым установлено нарушение статьи 10 Конвенции в связи с нарушением права заявителей на свободу выражения мнения; пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с несправедливым судебным разбирательством - проведение закрытого судебного заседания по гражданскому делу.

Суд с самого начала отметил, что данное дело касалось трех различных разбирательств во внутригосударственных судах, инициированных Д. в ответ на сообщения профессионального журналиста, намекающие на коррупцию в администрации губернатора одной из областей: (а) гражданское разбирательство по делу о защите чести и достоинства в отношении обоих заявителей, в результате которого было вынесено решение от 25 августа 2009 года, которое было оставлено в силе 4 февраля 2010 года; (б) гражданское разбирательство по делу о защите чести и достоинства в отношении Т., в результате которого было вынесено решение от 22 сентября 2009 года, которое было оставлено в силе 18 марта 2010 года; и (в) уголовное производство по делу о клевете в отношении Т.

Как усматривалось из постановления Суда, стороны согласились с тем, что каждый случай рассматриваемого вмешательства был "предписан законом" и "преследовал законную цель", то есть "защиту репутации или прав других лиц" по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции. Следовательно, оставалось рассмотреть вопрос о том, являлось ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе". В связи с этим Суд должен был определить, являлось ли вмешательство пропорциональным преследуемой законной цели, и были ли приведенные внутригосударственными судами основания достаточными и относимыми (пункт 62 постановления).

Суд рассмотрел вопрос о том, было ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе" в свете соответствующих принципов, разработанных в его прецедентной практике, которые были обобщены, в частности, в постановлении Европейского Суда от 3 октября 2017 года по делу "Новая газета" и Милашина против Российской Федерации". В этом контексте он также учел общие принципы, касающиеся пределов свободы усмотрения и соблюдения баланса между правом на свободу выражения мнения и правом на уважение личной жизни, а также прочно утвердившийся принцип, согласно которому требование доказать истинность оценочного суждения, которое не подлежит доказыванию, невозможно выполнить, и такое требование само по себе нарушает свободу выражения мнения (пункт 63 постановления).

Суд обратил внимание на то, что он уже устанавливал нарушение статьи 10 Конвенции в ряде дел против Российской Федерации, поскольку внутригосударственные суды не применяли стандарты, соответствующие установленным прецедентной практикой Суда стандартам, касающимся свободы печати <24>.

--------------------------------

<24> См. постановление Европейского Суда от 22 января 2013 года по делу "ООО "Ивпресс" и другие против Российской Федерации" (OOO Ivpress and Others v. Russia), жалобы N 33501/04 и 3 других жалобы, пункт 79; постановление Европейского Суда от 13 декабря 2016 года по делу "Куницына против Российской Федерации" (Kunitsyna v. Russia), жалоба N 9406/05, пункты 46 - 48; постановление Европейского Суда от 26 января 2017 года по делу "Терентьев против Российской Федерации" (Terentyev v. Russia), жалоба N 25147/09, пункты 22 - 24; постановление Европейского Суда от 25 апреля 2017 года по делу "ООО Издательский центр "Квартирный ряд" против Российской Федерации" (OOO Izdatelskiy Tsentr Kvartirnyy Ryad v. Russia), жалоба N 39748/05, пункт 46; постановление Европейского Суда от 13 июня 2017 года по делу "Чельцова против Российской Федерации" (Cheltsova v. Russia), жалоба N 44294/06, пункт 100; упоминавшееся выше постановление по делу "Скудаева против Российской Федерации", пункты 36 - 39; и упоминавшееся выше постановление по делу "Новая газета" и Милашина против Российской Федерации".

Как усматривалось из постановления, Суд начал с оценки вмешательства в форме гражданского производства по делу о защите чести и достоинства. Внутригосударственные суды подошли к двум делам о защите чести и достоинства почти одинаково, ограничившись установлением того, что заявления, которые они считали порочащими честь, достоинство и деловую репутацию Д., действительно были распространены, и констатацией того, что ответчики не доказали истинности этих заявлений. Таким образом, Суд счел целесообразным рассмотреть оба гражданских процесса вместе (пункт 65 постановления).

Судом было отмечено, что он не в состоянии оценить степень серьезности предполагаемого посягательства на репутацию Д., учитывая, что в каждом случае гражданского производства по делу о защите чести и достоинства районный и областной суды не оценивали, могут ли оспариваемые заявления рассматриваться как фактическое посягательство, способное нанести ущерб чести или деловой репутации истца, не говоря уже о его достоинстве. По мнению Европейского Суда, внутригосударственные суды не стремились соблюсти баланс между интересами Д. в защите его репутации и интересами общественности в (i) обеспечении прозрачности и подотчетности администрации губернатора или (ii) получении информации по вопросам, представляющим общественный интерес. Напротив, внутригосударственные суды придавали большое значение социальному статусу Д. Судя по всему, их аргументация основана на предположении о том, что при любых обстоятельствах интересы, связанные с защитой чести и достоинства лиц, наделенных государственной властью, преобладают над свободой выражения мнения. Районный суд использовал почти идентичную формулировку в своих решениях, чтобы подчеркнуть позицию истца как "высшего должностного лица... области" и подразумевал, что функционирование всего региона зависит от "морального авторитета" губернатора. Суд счел, что, не сопоставив конкурирующие интересы, внутригосударственные суды не смогли обеспечить необходимый баланс (пункт 66 постановления).

Кроме того, в каждом из этих гражданских производств по делу о защите чести и достоинства суды не принимали во внимание: соответствующие роли Т. как журналиста и компании-заявителя как редакции и издательства; наличие или отсутствие добросовестности со стороны заявителей; цель, преследуемую заявителями при публикации статьи или Т. при утверждении, что губернатор заработал наивысшую оценку за коррупцию; наличие или отсутствие вопроса, представляющего общественный интерес или общую озабоченность, который был затронут оспариваемыми заявлениями; или актуальность информации о предполагаемых коррупционных действиях губернатора. Опуская какой-либо анализ таких элементов, внутригосударственные суды не обратили внимания на ту существенную функцию, которую выполняет пресса в демократическом обществе (пункт 67 постановления).

Кроме того, продолжил Европейский Суд, в обоих случаях гражданского судопроизводства внутригосударственные суды не обсуждали вопрос о том, являются ли оспариваемые заявления фактами или оценочными суждениями и в какой степени: районный суд исходил из того, что в качестве отправной точки для рассмотрения двух дел о защите чести и достоинства они являются фактами; областной суд просто оставил в силе решения суда первой инстанции, не затрагивая этот вопрос. Внутригосударственные суды также не стремились установить, имели ли ответчики по рассматриваемому делу о защите чести и достоинства какие-либо фактические основания утверждать, что губернатор Д. был вовлечен в коррупционную практику или потворствовал ей, несмотря на ходатайства последнего о принятии соответствующих документов в качестве доказательств. Хотя Суд признал, что различие между этими двумя понятиями не обязательно может казаться четким и иногда может стать предметом спора, однако он вновь напомнил - для того, чтобы провести различие между фактическим утверждением и оценочным суждением, необходимо учитывать обстоятельства дела и общий тон замечаний, принимая во внимание, что утверждения по вопросам, представляющим общественный интерес, могут на этой основе представлять собой оценочные суждения, а не констатацию факта. Суд счел: в тех случаях, когда ответчик по делу о защите чести и достоинства утверждает, что оспариваемое заявление является оценочным суждением, а не констатацией факта, внутригосударственные суды обязаны прислушаться к его аргументам. Однако суды в ходе двух рассматриваемых разбирательств не предприняли попытки рассмотреть вопрос о том, могут ли оспариваемые заявления рассматриваться как оценочное суждение, имеющее достаточную фактографическую основу, несмотря на настойчивость ответчиков, что Суд расценивает как важное упущение (пункт 68 постановления).

Кроме того, Суд отметил - суммы компенсации, присужденные Д. в ходе двух вышеупомянутых разбирательств, были весьма существенными. Последовательная прецедентная практика Суда, касающаяся процессов по делам о защите чести и достоинства против журналистов, показывает следующее: характер и серьезность наложенных наказаний являются факторами, которые необходимо учитывать при оценке пропорциональности вмешательства. Кроме того, Суд должен убедиться, что наказание не является формой цензуры, направленной на то, чтобы убедить прессу в неблагополучности выражения критики. В контексте обсуждения темы, представляющей общественный интерес, такая санкция, скорее всего, удержит журналистов от участия в публичном обсуждении вопросов, влияющих на жизнь общества. По той же причине, она может препятствовать прессе в выполнении ее задачи в качестве поставщика информации и "сторожевого пса" общества (пункт 69 постановления).

Заявители подчеркнули, что они испытали на себе сдерживающее воздействие непропорционально высоких сумм компенсации. Суд принял этот довод, поскольку тот факт, что служба судебных приставов прибегла к наложению взыскания и в конечном итоге наложила арест на предметы домашнего обихода (включая пианино, на котором играла дочь Т.), служил наглядной иллюстрацией того, что сумма, присужденная в качестве компенсации Д. решением суда от 22 сентября 2009 года, в значительной степени выходила за рамки финансовых ресурсов, имеющихся в распоряжении заявителя. Неблагоприятное воздействие, которое крупная присужденная сумма компенсации оказала на компанию-заявителя, - она была вынуждена ликвидироваться вследствие своей неспособности погасить задолженность по судебному решению, - еще более заметно. Однако никакие положения судебных решений от 25 августа и 22 сентября 2009 года не свидетельствуют о том, что внутригосударственные суды приняли во внимание финансовое положение ответчиков или рассмотрели вопрос о том, будет ли присужденная сумма компенсации соразмерной конкретным обстоятельствам каждого дела. Вместо этого они в очередной раз придали повышенное значение социальному статусу губернатора, тем самым не применяя соответствующие стандарты, закрепленные Конвенцией (пункт 70 постановления).

Вышеприведенные аспекты позволили Суду сделать вывод: причины, которые внутригосударственные суды приводили в обоснование вмешательства в право заявителей на свободу выражения мнения в рамках двух гражданских разбирательств по делу о защите чести и достоинства, могли быть охарактеризованы как "относящиеся к делу", но не могли рассматриваться как "достаточные". Внутригосударственные суды не учли должным образом принципы и критерии, изложенные в прецедентной практике Суда, для достижения баланса права на уважение частной жизни и права на свободу выражения мнения. Таким образом, они превысили предоставленные им пределы свободы усмотрения и не смогли продемонстрировать, что имеется разумная пропорциональность между двумя рассматриваемыми случаями вмешательства и преследуемой законной целью. Таким образом, Суд резюмировал - не было доказано, что вмешательство было "необходимым в демократическом обществе" (пункт 71 постановления).

Кроме того, Суд отметил, что Т., помимо того, что ему пришлось заплатить непропорционально высокую цену за выражение своего мнения как журналиста и члена областного законодательного органа относительно профессиональной деятельности Д., был подвергнут уголовному преследованию за клевету в отношении заявления, которое было сочтено (в ходе этих гражданских разбирательств) порочащим честь и достоинство. Учитывая, что как гражданское производство по делу о защите чести и достоинства, которое Суд оценил выше, так и уголовное производство по делу о клевете следовали из одного и того же заявления и продолжались в течение некоторого времени параллельно, то Суд не счел необходимым рассматривать оставшийся случай вмешательства (в форме уголовного производства по делу о клевете) (пункт 72 постановления).

Учитывая вышеизложенные выводы Суда о том, что вмешательство в право заявителей на свободу выражения мнения не было "необходимым в демократическом обществе", имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

Заявители также жаловались - в свете рассмотрения районным судом иска Д. к заявителю и компании-заявителю в закрытом режиме - на нарушение их права на публичное слушание дела.

Суд напомнил: "пункт 1 статьи 6 Конвенции гласит, что каждый в случае спора о гражданских правах и обязанностях "имеет право на справедливое и публичное разбирательство". Публичный характер слушаний защищает стороны от отправления правосудия без контроля со стороны общественности; это одно из средств поддержания доверия к суду. Обеспечивая прозрачность процесса отправления правосудия, публичность способствует достижению цели пункта 1 статьи 6 - справедливого судебного разбирательства, гарантия которого является одним из основополагающих принципов демократического общества. Однако из требования о проведении публичных слушаний могут быть исключения в соответствии с пунктом 1 статьи 6, который предусматривает, что "пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части... когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия" (пункт 78 постановления).

Суд отметил, что ни районный суд, ни власти не выдвинули каких-либо конкретных доводов, способных обосновать проведение слушания в закрытом заседании по гражданскому делу о защите чести и достоинства. Простая ссылка на "исключительные обстоятельства" не может служить достаточным основанием для отказа от основополагающего принципа, закрепленного в пункте 1 статьи 6 Конвенции - а именно того, что судебное слушание должно проводиться публично (пункт 80 постановления).

Областной суд рассмотрел апелляционную жалобу на решение суда от 25 августа 2009 года в открытом судебном заседании. Суд вновь напомнил в этой связи - тот факт, что разбирательство в апелляционном суде проводится публично, не может восполнить непроведение публичных слушаний на нижестоящих уровнях юрисдикции, когда объем апелляционного производства ограничен, в частности, когда апелляционный суд не может рассмотреть дело по существу, включая пересмотр фактов и, например, оценку того, было ли наказание пропорционально проступку. Кроме того, Суд ранее устанавливал, что, принимая во внимание возможные негативные последствия непроведения открытого слушания в суде первой инстанции для справедливости производства, отсутствие общественного надзора никак не может быть компенсировано чем-либо, кроме полного пересмотра дела апелляционным судом (пункт 81 постановления).

Учитывая широкие возможности пересмотра, предоставленного апелляционным судам в соответствии с действующим на тот момент российским законодательством, имеющаяся в распоряжении Суда информация не указывала на то, что областной суд не мог провести повторное слушание дела. Для обеспечения соблюдения права ответчиков на публичное слушание дела необходимо было, чтобы областной суд принял меры по обеспечению полного повторного слушания дела в апелляционном порядке. Суд не смог не указать, что областной суд этого не сделал. Особенно важно отметить - в своем решении от 4 февраля 2010 года областной суд прямо отказался рассматривать существенный вопрос о соразмерности присужденной Д. компенсации предполагаемому ущербу его чести, достоинству и деловой репутации, и одобрил выводы, сделанные районным судом в закрытом заседании, не указав каких-либо подробных причин для этого. Соответственно, в обстоятельствах данного дела тот факт, что разбирательство в областном суде было публичным, не являлся достаточным для исправления непроведения публичного слушания в районном суде (пункт 82 постановления).

В отсутствие каких-либо причин, которые могли бы обосновать рассмотрение гражданского дела о защите чести и достоинства в отношении заявителей в закрытом заседании, Суд счел - имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 22649/08 "ООО Регнум против Российской Федерации" (вынесено 8 сентября 2020 года, вступило в силу 8 декабря 2020 года), которым установлено нарушение статьи 10 Конвенции в связи с нарушением права на свободу выражения мнения.

Суд отметил следующее - в своем решении от 10 октября 2007 года окружной арбитражный суд установил, что три новости, опубликованные на веб-сайте, принадлежащем компании-заявителю, запятнали деловую репутацию частной коммерческой компании, и присудил ей крупную компенсацию. Суд указал, что стороны сошлись во мнении, что рассматриваемое судебное решение представляло собой вмешательство в право компании-заявителя на свободу выражения мнения, гарантированное пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Суд установил: данное вмешательство было "предусмотрено законом", в частности, статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, и "преследовало законную цель", то есть "защиту репутации или прав других лиц" по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции (пункт 55 постановления).

Далее Суд должен был рассмотреть вопрос о том, было ли вмешательство в право компании-заявителя на свободу выражения мнения "необходимым в демократическом обществе". При этом Суд должен определить, являлось ли вмешательство, о котором идет речь, соразмерным преследуемой законной цели и были ли приведенные внутригосударственными судами основания достаточными и существенными. Основной вопрос, на который должен был ответить Суд, заключался в том, установил ли окружной суд справедливый баланс между правом электронных средств массовой информации на свободу выражения мнения и правом коммерческой компании на репутацию (пункт 56 постановления).