практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 8306/07 "Булатов и Дамбегов против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 16 июня 2020 года), которым установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с применением к заявителям со стороны сотрудников правоохранительных органов пыток, а также из-за непроведения эффективного расследования утверждений заявителей об указанных случаях жестокого обращения.

Европейский Суд обратил внимание на то, что общие принципы, касающиеся предмета жалобы заявителей, изложены им в деле "Ляпин против Российской Федерации" (постановление от 24 июля 2014 года) <8>.

--------------------------------

<8> "Суд напоминает, что если лицо выдвигает небезосновательное утверждение о том, что оно подверглось обращению, нарушающему требования статьи 3 Конвенции, со стороны сотрудников милиции или других представителей государственных органов, данное положение - во взаимосвязи с общим обязательством государств в соответствии со статьей 1 Конвенции "обеспечить каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции", предполагает, что должно быть проведено эффективное официальное расследование. Подобное расследование должно быть способно привести к установлению и наказанию виновных. В противном случае общий правовой запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, несмотря на свое фундаментальное значение, оказался бы практически неэффективным, а представители государства могли бы в некоторых случаях нарушать права лиц, находящихся под их контролем, фактически безнаказанно" (пункт 125 постановления).

"Расследование на основании серьезных обвинений в жестоком обращении должно быть незамедлительным и тщательным. Власти должны всегда со всей серьезностью пытаться выяснить обстоятельства произошедшего, и не должны полагаться на поспешные и необоснованные выводы для того, чтобы закрыть дело либо вынести решение на их основании. Они должны принимать все разумные и доступные им меры для получения доказательств по делу, включая, среди прочего, показания очевидцев и заключения судебной экспертизы. Любой недостаток в расследовании, который подрывает его способность установить происхождение телесных повреждений или личность лиц, ответственных за их нанесение, влечет за собой риск несоблюдения данного принципа... Таким образом, сам факт непринятия соответствующих мер в целях снижения риска сговора между предполагаемыми правонарушителями приводит к существенному недостатку расследования... Более того, расследование должно быть независимым, беспристрастным и должно подлежать общественному контролю... Оно должно привести к обоснованному решению, убеждающему общественность в том, что принцип верховенства права был соблюден" (пункт 126 постановления).

"Государство должно обратиться к процедуре, позволяющей ему принять все необходимые меры для исполнения позитивного обязательства Властей по осуществлению эффективного расследования, в соответствии со статьей 3 [Конвенции]" (пункт 127 постановления).

Как усматривалось из текста постановления, стороны не оспаривали тот факт, что до задержания 27 сентября 2006 года заявители не имели никаких телесных повреждений на своем теле. После нескольких часов содержания под стражей у заявителей были обнаружены множественные телесные повреждения, что отмечено при помещении их в ИВС и при осмотре судебно-медицинским экспертом. Кроме того, на лице второго заявителя была видна кровь, когда он находился в помещении милиции, а также его одежда оказалась запятнана кровью. Описание заявителями предполагаемого жестокого обращения являлось подробным и последовательным на протяжении всего производства. Судебно-медицинский эксперт установил: заявители могли получить телесные повреждения в то время и в тех обстоятельствах, которые они описали, то есть травмы могли быть получены во время их задержания, а предполагаемое жестокое обращение могло быть связано с использованием электрошокера (пункт 57 постановления).

Европейский Суд счел, что телесные повреждения заявителей могли возникнуть в результате насилия, которому они предположительно подверглись со стороны сотрудников правоохранительных органов. Указанных выше факторов было достаточно для возникновения презумпции в пользу версии событий, изложенной заявителями, и для того, чтобы убедить Суд в том, что их утверждения о жестоком обращении со стороны сотрудников милиции заслуживали доверия.

Суд указал следующее - заявители представили небезосновательную жалобу на жестокое обращение со стороны сотрудников милиции и неэффективность расследования, которое власти обязаны были провести по их жалобам. Хотя власти возбудили уголовное дело в связи с событиями 27 и 28 сентября 2006 года, Суд не убежден в том, что последующее расследование было достаточно тщательным и оперативным для выполнения требований статьи 3 Конвенции.

Суд отметил тот факт, что дело находилось в производстве следственных органов более восьми лет и эти органы до сих пор не выяснили обстоятельств дела и не вынесли мотивированного решения по этому вопросу (пункт 60 постановления).

Суд также принял к сведению, что основные следственные действия не были предприняты до 6 апреля 2010 года, то есть более чем через три с половиной года после начала уголовного расследования. Как было отмечено следственным комитетом, следователи не смогли: установить местонахождение офицеров А. и Е.; установить личность и допросить сотрудника правоохранительного органа, участвовавшего в операции; распорядиться о проведении медицинского освидетельствования одежды заявителей, которая была включена в материалы дела; допросить П. и его соседа, прибывших в помещение правоохранительных органов после телефонного звонка второго заявителя; изучить журналы регистрации задержанных; а также провести другие важные следственные действия. Суд нашел особенно неудовлетворительным тот факт, что даже после неоднократных распоряжений надзорного органа на этот счет вышеупомянутые недостатки не были устранены (пункт 61 постановления).

Суд также отметил, что следователи никогда не предпринимали подлинных попыток установить причастных к спецоперации сотрудников правоохранительных органов, не оценивали необходимость применения физической силы в отношении заявителей во время их задержания и пропорциональность этой меры (пункт 62 постановления).

Суд пришел к выводу: государство не провело эффективного расследования этого дела, как это предусмотрено статьей 3 Конвенции.

Суд счел следующее: ни власти, ни следственный орган не представили никаких объяснений, которые могли бы поставить под сомнение предполагаемые обвинения заявителей в жестоком обращении во время их задержания и содержания в помещении правоохранительного органа. Соответственно, бремя доказывания, лежащее на властях, не было снято.

Суд также обратил внимание на то, что сотрудники правоохранительных органов избивали заявителей, надевали на них наручники, завязывали глаза и пытали электрическим током (чтобы причинить им боль с целью получения от них признательных показаний в совершении преступлений). Принимая во внимание насилие, которому подверглись заявители, Суд резюмировал: такое обращение равносильно пыткам (пункт 66 постановления).

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе N 74820/14 "Пастухов против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 октября 2019 года), которым также установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с применением к одному из заявителей со стороны сотрудников правоохранительных органов жестокого обращения, а также из-за непроведения эффективного расследования утверждений заявителей об указанных случаях обращения. Данным постановлением было установлено нарушение пунктов 1 и 5 Конвенции в связи с незапротоколированным содержанием заявителя под стражей, а равно - ввиду невозможности получить компенсацию вреда, причиненного вследствие незаконного содержания под стражей.

Как усматривалось из текста постановления, стороны не оспаривали тот факт, что заявитель был пьян и имел определенные видимые травмы, (ссадины носа и руки), когда его доставили в отделение полиции. Не оспаривался также и тот факт, что более серьезные травмы, такие как ушиб головы и гематомы на скуле заявителя, левом плече, правом колене и на лопатке были обнаружены и зарегистрированы, когда заявитель уже находился под контролем сотрудников больницы, куда он был доставлен после его освобождения из отделения полиции. Кроме того, Суд отметил - заявитель, находившийся в состоянии сильного опьянения, даже согласно описанию, которое было дано полицейскими (он спал на лестничной площадке, невнятная речь, не мог стоять на ногах, ему нужна была помощь, чтобы подняться и дойти до машины, не мог ответить ни на один вопрос и др.), не был осмотрен врачом или иным медицинским работником при его помещении в камеру в отделении полиции. В этой связи Суд подчеркнул, что Европейский комитет по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (ЕКПП) считает право на доступ к врачу для заключенных во время их нахождения под стражей в правоохранительных органах одной из трех фундаментальных гарантий против жестокого обращения. ЕКПП также полагает - хотя допускается содержать под стражей лиц со средней степенью опьянения без медицинского наблюдения, однако лица в состоянии сильного алкогольного опьянения должны быть осмотрены врачом и в случае необходимости находиться под медицинским наблюдением (пункт 45 постановления).

По мнению Европейского Суда, в отсутствие какого-либо медицинского освидетельствования во время его содержания под стражей заявитель был лишен важнейшей гарантии в нарушение статьи 3 Конвенции. Суд счел, что непроведение властями медицинского освидетельствования заявителя и отсутствие надлежащей регистрации его травм незамедлительно после его задержания привели к значительному промедлению в медицинском лечении и к утере существенного доказательства, которое могло бы помочь в выяснении времени и обстоятельств, как и когда он получил эти травмы. Лишая заявителя основополагающего права на медицинское освидетельствование, власти также лишили себя возможности дать правдоподобное объяснение в отношении травм заявителя и освободить себя от бремени доказывания в этом отношении (пункт 46 постановления).

Как следовало из текста постановления, власти упомянули отсутствие медработника в штате отделения полиции и отсутствие медицинской подготовки у дежурных сотрудников полиции в качестве факторов, освобождающих их от необходимости осматривать заявителя. Суд, однако, не счел эти факторы обоснованием бездействия властей. Для первоначального осмотра заявителя можно было пригласить врача бригады "скорой помощи" или медицинского работника городской больницы. Суд напомнил - необходимость наличия специализированной подготовки полицейских, осуществляющих надзор за лицами в состоянии опьянения, уже неоднократно подчеркивалась ЕКПП (пункт 47 постановления).

Кроме того, Суд выразил озабоченность тем, что заявитель был доставлен в больницу со значительной задержкой - спустя пять часов после того, как "скорая помощь" забрала его из отделения полиции, и в течение всего этого времени по непонятным причинам его в бессознательном состоянии передавали из одной больницы в другую. Суд не мог не заметить тот факт, что заявителю была диагностирована еще одна травма во время его пребывания в больнице. Однако, как следовало из материалов внутригосударственного расследования, никаких действий по объяснению этого предпринято не было (пункт 48 постановления).

В настоящем деле национальные органы власти, продолжил Суд, принимая решение о том, возбуждать ли уголовное дело в отношении сотрудников полиции, применили стандарт доказывания "вне разумного сомнения" и не нашли оснований для привлечения их к ответственности в отсутствие прямых доказательств. В то же время выводы, сделанные внутригосударственным расследованием, носили вероятностный характер и ни в один момент они не исключали со всей определенностью возможности получения заявителем травм во время нахождения под стражей в отделении полиции (пункт 49 постановления).

Суд обратил внимание на тот факт, что заявитель был доставлен в больницу из отделения полиции в бессознательном состоянии, его травмы впервые были зарегистрированы только в больнице, и ясно указывали - травмы получены заявителем, когда он находился под контролем полиции. Таким образом, бремя доказывания лежало на властях, которым надлежало привести достаточное и убедительное объяснение, предоставив устанавливающие факты доказательства, ставящие под сомнение версию, представленную заявителем. Суд не упустил из вида довод властей, что, по крайней мере, одна травма заявителя, травма головы, была получена в результате его падения на лестнице. Оставляя в стороне отсутствие какого-либо доказательства, подтверждающего такой вывод, Суд не увидел необходимости оценивать происхождение этой травмы. Суд подчеркнул: в дополнение к травме головы у заявителя были диагностированы множественные другие повреждения, такие как кровоподтеки на скуле, левом плече, правом колене и лопатке. Суд отметил следующее - в отсутствие таких объяснений или какого-либо доказательства, подтверждающего, что заявитель получил травмы до его доставления в отделение полиции, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее материальном аспекте (пункт 50 постановления).

Относительно процессуальных аспектов статьи 3 Конвенции, то Суд счел, что заявитель сделал убедительное утверждение - он получил серьезные повреждения во время нахождения под стражей в отделении полиции. Его заявление было подтверждено медицинскими заключениями и прочими свидетельствами, полученными в ходе внутригосударственного судопроизводства. Соответственно, органы власти были обязаны провести эффективное расследование данных событий.

С самого начала Суд отметил: национальные суды признали следующее - неоднократные отказы в возбуждении уголовного дела в течение первых двенадцати месяцев после подачи матерью заявителя заявления о возбуждении уголовного дела нарушили право заявителя, как потерпевшего в уголовном преступлении, на доступ к правосудию, гарантированного статьей 52 Конституции Российской Федерации. Этот вывод, по мнению Суда, представлял собой, по крайней мере, предполагаемое признание отсутствия незамедлительной и эффективной реакции следственного органа на небезосновательную жалобу заявителя на жестокое обращение (пункт 52 постановления) <9>.

--------------------------------

<9> "Суд ранее постановил, в контексте российской юридической системы в делах о достоверных сообщениях о жестоком обращении, что органы власти обязаны возбудить уголовное дело и провести надлежащее уголовное расследование с использованием всего набора следственных действий. Сам факт отказа следственных органов возбудить уголовное производство по обоснованным жалобам на жестокое обращение во время нахождения под стражей в правоохранительных органах служит доказательством неисполнения государством своего обязательства по проведению эффективного расследования, предусмотренного статьей 3 [Конвенции]... Задержка в возбуждении уголовного дела и проведении уголовного расследования в таких делах не может не оказать негативного влияния на ход расследования, мешая следственным органам собрать доказательства жестокого обращения" (пункт 53 постановления).

Суд установил, что с 10 февраля 2011 года, когда мать заявителя подала первое заявление о возбуждении уголовного дела, и по 28 февраля 2014 года следственные органы вынесли семь постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела. Эти постановления, кроме последнего, были отменены либо вышестоящими следователями и прокурорами, либо судами, по формальным основаниям или ввиду того, что меры, предпринятые в ходе проверки, были неполными. Уголовное дело против неустановленных лиц по обвинению в намеренном нанесении серьезных травм заявителю, официально возбужденное в феврале 2012 года, было передано в районный отдел внутренних дел и приостановлено спустя восемь месяцев без каких-либо результатов (пункт 54 постановления).

Суд подчеркнул: "первоначальный отказ в возбуждении уголовного дела был принят через восемь дней после того, как полиция получила информацию из больницы о состоянии здоровья заявителя. Это постановление не основывалось на результатах каких-либо следственных или оперативных действий. Более того, данное постановление вынесено следователем отделения полиции, сотрудники которого предположительно несли ответственность за жестокое обращение с заявителем. Второе постановление об отказе в возбуждении уголовного дела было вынесено так же поспешно, даже до завершения медицинского освидетельствования заявителя, имевшего важное значение для определения причин и серьезности его травм. Суд также отметил, что в ответ на указание старшего следователя установить личности и допросить охранников, которые предположительно сопровождали заявителя, когда он в первый раз пришел к квартире Б., следователь, ведущий дело, просто заявил, что найти их невозможно. Однако из материалов, находящихся в распоряжении Суда, непонятно, какие действия были предприняты с целью установления таких лиц. Кроме того, первое обследование камеры, где содержался заявитель, и лестницы возле квартиры Б. было проведено спустя девять месяцев после рассматриваемых событий, - задержка, которая привела к утере или уничтожению всех соответствующих следов и доказательств. Таким же образом, ввиду задержки со стороны следственных органов, видеозапись из камеры, где содержался заявитель, была уничтожена. В дополнение, следствие не посчитало необходимым осмотреть дом друга заявителя, где он провел вечер перед случившимся, а также полицейский автомобиль, в котором заявитель был доставлен в отделение полиции. Материалы внутригосударственного расследования также не содержали никакой информации о попытках следственных органов восстановить маршрут заявителя от дома его друга до дома заявителя" (пункт 55 постановления).

Суд пришел к выводу - задержка в возбуждении уголовного дела в связи с утверждениями заявителя о жестоком обращении и многочисленные недостатки в ходе следствия свидетельствовали о том, что власти не приняли всех целесообразных мер, имеющихся в их распоряжении, с целью добыть доказательства и не предприняли серьезной попытки выяснить, что случилось.

Что касается вопроса о предполагаемом, по мнению Европейского Суда, незапротоколированном содержании заявителя под стражей, то была отмечена неоднократно повторявшаяся правовая позиция: "негласное содержание лица под стражей является полным отрицанием фундаментальных гарантий, содержащихся в статье 5 Конвенции, а также представляет собой наиболее серьезное нарушение данного положения. Отсутствие записи таких данных как день, время и место задержания, имя задержанного, причины задержания и имя человека, осуществившего задержание, должно рассматриваться как несоответствие требованию законности и самой цели статьи 5 Конвенции. Более того, отсутствие любого подтверждения или документа в отношении содержания лица под стражей в качестве подозреваемого может привести к лишению такого лица доступа к адвокату и всех остальных прав подозреваемого, и делает его потенциально уязвимым не только в отношении произвольного вмешательства в его право на свободу, но также в отношении жестокого обращения" (пункт 62 постановления).

Как усматривалось из текста постановления, согласно протоколу задержания заявителя, он был доставлен в отделение полиции в 5:11 6 февраля 2011 года. В протоколе нет никакой информации об освобождении заявителя из-под стражи. В журнале регистрации лиц, находящихся под административным арестом, было указано время освобождения заявителя - 8:10 того же дня. Эта запись, как было установлено в ходе внутригосударственного расследования и что не оспаривалось сторонами, была сделана дежурным сотрудником полиции в определенное время после 9:00, хотя заявитель все еще оставался в камере. Он покинул отделение полиции в 15:30 в тот же день на машине скорой помощи. Соответственно, с 8:10 и до момента его госпитализации, то есть в течение семи часов, содержание заявителя под стражей, по мнению Суда, было незапротоколированным (пункт 63 постановления).

Рассматривая вопрос о предполагаемом нарушении пункта 5 статьи 5 Конвенции, Суд отметил: "согласно соответствующим положениям Гражданского кодекса Российской Федерации компенсация материального ущерба и/или морального вреда может быть взыскана с государства, только если содержание под стражей признано незаконным в рамках внутригосударственного судебного разбирательства. В настоящем деле, однако, внутригосударственные суды не сочли содержание заявителя под стражей незаконным, несмотря на вышеприведенные факты, ранее установленные в ходе доследственной проверки. Следовательно, заявитель не имел оснований для требования компенсации в отношении его содержания под стражей, которое имело место в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.... Дополнительно, Суд отметил, что российское законодательство не предусматривает ответственность государства за содержание под стражей, которое не было зарегистрировано или признано в любой процессуальной форме" (пункт 65 постановления).

Европейский Суд резюмировал, что имело место нарушение пункта 5 статьи 5 Конвенции ввиду отсутствия права, защищенного иском, на компенсацию за незапротоколированное содержание заявителя под стражей в отделении полиции 6 февраля 2011 года с 8:10 до 15:30 в нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции.

В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по правам человека по жалобам:

- N 19816/09 "Бамбаев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 декабря 2020 года);

- N 50495/07 "Бурлаков против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 декабря 2020 года);

- N 16310/08 "Иванов против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 декабря 2020 года);

- N 56552/09 "Козлов против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 декабря 2020 года);

- N 40833/07 "Владовские против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 6 октября 2020 года);

- N 796/07 "Чудаловы против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 22 сентября 2020 года);

- N 43411/06 "X. и Y. против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 22 сентября 2020 года);

- N 25238/08 "Сарсембаев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 сентября 2020 года);

- N 30050/09 "Шишкин и другие против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 1 сентября 2020 года);

- N 79947/20 "Сатыбалова и другие против Российской Федерации" (вынесено 30 июня 2020 года, вступило в силу 30 сентября 2020 года);

- N 2304/06 "Калашников против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 3 декабря 2019 года);

- N 45767/09 и N 40452/10 "Утвенко и Борисов против Российской Федерации" (вынесено 5 февраля 2019 года, вступило в силу 24 июня 2019 года);

- N 43852/12 "Беляев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 15 января 2019 года);

- N 49869/06 и N 44822/06 "Голубятников и Жучков против Российской Федерации" (вынесено 9 октября 2018 года, вступило в силу 9 января 2019 года);

- N 10825/09 "Олисов и другие против Российской Федерации" (вынесено 2 мая 2017 года, вступило в силу 13 ноября 2017 года);

- N 4397/06 "Ковалевы против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 7 ноября 2017 года);

- N 26107/13 "Крамаренко против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 3 октября 2017 года);

- N 36620/07 "Швецова против Российской Федерации" (вынесено 3 октября 2017 года, вступило в силу 3 января 2018 года);

- N 31632/10 "Кондаков против Российской Федерации" (вынесено 2 мая 2017 года, вступило в силу 2 августа 2017 года);

- N 14769/09 "Ситников против Российской Федерации" (вынесено 2 мая 2017 года, вступило в силу 2 августа 2017 года);

- N 32546/08 "Моргунов против Российской Федерации" (вынесено 11 апреля 2017 года, вступило в силу 11 июля 2017 года);

- N 43083/06 "Золотарев против Российской Федерации" (вынесено 15 ноября 2016 года, вступило в силу 15 февраля 2017 года);

- N 52783/08 "Леонид Петров против Российской Федерации" (вынесено 11 октября 2016 года, вступило в силу 11 января 2017 года),

которыми также установлены нарушения статьи 3 Конвенции в связи с применением необоснованного насилия к заявителям со стороны сотрудников правоохранительных органов, а также из-за отсутствия проведения эффективного расследования указанных фактов.

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобам N 45767/09 и N 40452/10 "Утвенко и Борисов против Российской Федерации" (вынесено 5 февраля 2019 года, вступило в силу 24 июня 2019 года), которым установлено отсутствие нарушения статьи 3 Конвенции в отношении утверждений заявителей о применении к ним жестокого обращения.

Суд напомнил, что заявления о жестоком обращении, противоречащем статье 3 Конвенции, должны быть подкреплены соответствующими доказательствами. Для установления указанных фактов Суд пользуется критерием доказательства "вне всякого разумного сомнения", при этом такое доказательство может тем не менее являться результатом совокупности признаков или не опровергнутых презумпций фактов, достаточно серьезных, точных и совпадающих. Относительно этого последнего пункта Суд уточнил - если указанные события разворачиваются полностью или в значительной части в сфере исключительного ведения властей, как в делах лиц, находящихся под их контролем в местах лишения свободы, в связи с травмами, причиненными в этот период, то возникают прочные фактические презумпции. Обязательство доказывания ложится, таким образом, на власти: им надлежит предоставить удовлетворительное и убедительное объяснение, продемонстрировав доказательства, устанавливающие факты, которые поставят под сомнение доводы потерпевшего. При отсутствии такого объяснения Суд вправе сделать выводы, которые могут являться неблагоприятными для властей (пункт 132 постановления).

Как было установлено Судом, первый заявитель не предоставил доказательств медицинского характера в подкрепление своих заявлений о жестоком обращении. Из показаний свидетелей Фо., Ш., Рас., и См. следовало, что они не являлись непосредственными свидетелями указанных нападений. Суд также отметил, что первый заявитель, которому оказывал помощь выбранный им адвокат, пожаловался на жестокое обращение только 26 мая 2008 года, то есть более чем через месяц и десять дней после предполагаемых случаев жестокого обращения. В то время как первый заявитель имел доступ к адвокату Е. 21 апреля 2008 года, он не объяснил, почему он не попросил своего адвоката засвидетельствовать наличие телесных повреждений. Относительно версии заявителя о возможных последствиях ударов, нанесенных сокамерниками, то, вероятно, они не сохранялись в течение продолжительного времени, отсюда заинтересованность, по мнению Суда, в том, чтобы зафиксировать их наличие хотя бы посредством свидетельств третьих лиц (пункт 133 постановления).

Суд счел, что в данном деле не существовало достаточно материалов, позволяющих сделать вывод о том, что первый заявитель подвергался жестокому обращению в период с 14 по 18 апреля 2008 года.

Когда речь шла о втором заявителе, то Суд также отметил отсутствие доказательств медицинского характера наличия телесных повреждений, причиненных ему в период с 13 по 15 апреля 2008 года. Что касается свидетеля Фо., то тот заявил следующее - в период с 12 по 14 апреля 2008 года он оказывал на заявителя только психологическое воздействие (пункт 135 постановления).

Как усматривалось из текста постановления, 25 апреля 2008 года врач СИЗО установил наличие трех порезов на шее и лице заявителя. В соответствии с показаниями Мар. и Гр., они являлись непосредственными свидетелями попытки изнасилования второго заявителя Ры. и двумя другими заключенными. Эти материалы, по мнению Суда, подкрепляли версию второго заявителя, утверждавшего - для того чтобы остановить нападение, ему пришлось порезать себе шею и правую щеку бритвой. Однако Суд установил, что во время осмотра врачом заявитель не подтвердил обстоятельств, при которых он получил травму и, в частности, о заявленном нападении своих сокамерников, утратив, таким образом, возможность пролить свет на данные события. Более того, он пожаловался на жестокое обращение только в декабре 2009 года, то есть более чем через полтора года после заявленных фактов (пункт 136 постановления).

Суд обратил внимание на следующее: даже если предположить, что второй заявитель подвергся нападению своих сокамерников в ночь с 24 на 25 апреля 2008 года, то оставался вопрос о том, должно ли нести за это ответственность государство. Здесь речь шла о вопросе, ответ на который зависел от совокупности обстоятельств рассматриваемого дела. Довод второго заявителя - нападения и устрашение, на которые он жаловался, подстрекались Ти., сотрудником милиции, находящимся на службе в СИЗО и действовавшим по указаниям следователей (они вели уголовное дело в отношении заявителей). Второй заявитель опирался в этой связи на показания свидетелей Гр., Фо., Те. и Е. Однако Суд счел, что речь шла об утверждении факта, объединяющего несколько обстоятельств, которые оставалось установить, в частности, существования распоряжения или устного указания со стороны Ти. сокамерникам второго заявителя и связи между Ти. и следователями. По мнению Суда, показания свидетелей Гр., Фо., Те. и Е. сделали обоснованным утверждение заявителя по данному вопросу. Однако материалов дела, имеющихся в распоряжении Суда, недостаточно, чтобы продемонстрировать - нападение, которому подвергся второй заявитель в ночь с 24 на 25 апреля 2008 года подстрекалось внутригосударственными органами власти. В этой связи Суд подчеркнул, что в указанном деле отсутствие таких доказательств следовало по большей части из-за отсутствия углубленного и эффективного расследования внутригосударственными органами власти по жалобе, представленной вторым заявителем в связи с жестоким обращением. Относительно материальной стороны статьи 3 Конвенции следует отметить - Суд не смог установить, что второй заявитель подвергался жестокому обращению, или что внутригосударственные органы власти могут нести за это ответственность (пункт 137 постановления).