практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобам N 15669/13 и 76140/13 "Косенко против Российской Федерации" (вынесено 17 марта 2020 года, вступило в силу 17 июля 2020 года), которым отклонена жалоба К. на якобы имевшее место нарушение положений статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года (далее - Конвенция о защите прав человека и основных свобод, Конвенция) из-за неоказания ему надлежащей медицинской помощи во время содержания в следственном изоляторе.

Суд сослался на общие принципы, изложенные им в постановлении Большой Палаты Европейского Суда от 23 марта 2016 года по делу "Блохин против Российской Федерации", в частности, следующим образом:

"147. Вопрос "достаточности" медицинской помощи остается наиболее сложным элементом для определения. Суд напоминает, что сам факт осмотра заключенного врачом и назначения ему определенного лечения не означает автоматически, что медицинская помощь была достаточной.

Власти должны также обеспечить ведение полного учета состояния здоровья заключенного и его лечения во время содержания под стражей, оперативность и точность диагностики и ухода, а также регулярность и систематичность наблюдения за состоянием здоровья в тех случаях, когда это необходимо в силу характера медицинского состояния, а также комплексную терапевтическую стратегию, направленную на надлежащее лечение в связи с проблемами со здоровьем заключенного или предотвращение их обострения, а не на симптоматическое лечение. Власти также должны представить доказательства, что были созданы необходимые условия для того, чтобы предписанное лечение действительно было выполнено. Более того, лечение, предоставляемое в местах лишения свободы, должно быть надлежащим, то есть сравнимым с лечением, которое власти государства обязуются предоставлять всему населению страны. Однако это не означает, что каждому заключенному должно быть гарантированно и обеспечено лечение на уровне лучших лечебно-профилактических учреждений за пределами мест лишения свободы...

148. В тех случаях, когда лечение не может быть обеспечено в месте содержания под стражей, должна быть обеспечена возможность перевода заключенного в больницу или специализированное отделение..." (пункт 37 постановления).

Суд обратил внимание на то, что он ранее рассмотрел ряд дел, касающихся содержания психически больных лиц в обычных следственных изоляторах, сосредоточив внимание в соответствии со статьей 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод на адекватности медицинской помощи, оказываемой в связи с психическими расстройствами заявителей, а в некоторых случаях и на условиях содержания в этих учреждениях. В частности, Суд не нашел нарушения этого положения в отношении трехлетнего срока содержания под стражей в обычном учреждении, где заявитель раз в месяц проходил обследование у психиатра, что, как представлялось, соответствовало его состоянию, и не было никаких признаков того, что ухудшение его состояния, приводящее к попыткам самоубийства, могло быть связано с отсутствием медицинской помощи. С другой стороны, содержание под стражей в течение нескольких лет в учреждении, где, по мнению внутригосударственных отечественных медицинских специалистов, были непригодные условия с учетом психического состояния заявителя и которое, помимо прочего, переполнено заключенными, было признано нарушением статьи 3 Конвенции (пункт 38 постановления).

Суд отметил, что заявитель, лицо с известным анамнезом психического заболевания, постановлением суда от 25 июня 2012 года был помещен в обычный следственный изолятор ИЗ-77/4. 5 июля 2012 года, ему поставили диагноз шизофрения, и он был направлен на специализированную консультацию к психиатру, которая состоялась 6 июля 2012 года и которая подтвердила диагноз. В течение последующих трех месяцев заявитель прошел четыре психиатрические консультации. В заключениях по результатам этих консультаций указывалось, что его физическое и психическое состояние удовлетворительное, у него не было депрессивных или суицидальных мыслей, а состояние его здоровья оставалось удовлетворительным и стабильным, хотя на последней консультации отмечено, что он был эмоционально подавленным и раздражительным. Каждое последующее медицинское лечение назначалось с учетом его текущего состояния. В то же время 24 июля 2012 года экспертная комиссия установила, что психическое состояние заявителя являлось таким - он не способен был понять характер возбужденного против него уголовного дела. Это в свою очередь, обосновало его помещение в психиатрическое учреждение для стационарного лечения из-за угрозы, которую он представлял для себя и других лиц. В экспертном заключении не было указано о необходимости сделать это срочно. Перевод в медблок при ИЗ-77/2 состоялся 31 октября 2012 года (достаточно скоро ввиду продолжающегося рутинного наблюдения и лечения, а также отсутствия каких-либо признаков серьезного ухудшения психического здоровья заявителя). Что касалось жалобы на то, что заявителю не были предоставлены предписанные лекарства, если только он не жаловался на нарушение его лечения, то заявитель не представил никаких подробностей о конкретных случаях, когда это произошло, или каких-либо подтверждающих документов (пункт 40 постановления).

В этих обстоятельствах у Суда отсутствовали основания для того, чтобы заключить: содержание заявителя под стражей до суда в общем следственном изоляторе ИЗ-77/4 являлось несовместимым с его состоянием здоровья, учитывая медицинское наблюдение и лечение, которое он получал, относительно короткий период обследования (менее пяти месяцев) и отсутствие отягчающих факторов, связанных с материальными условиями его содержания под стражей. Кроме того, в материалах дела нет ничего, что подтверждало бы утверждение заявителя, что в результате этого его состояние значительно ухудшилось. Соответственно, это обращение не достигло минимальной степени тяжести, требуемой для того, чтобы попадать под действие статьи 3 Конвенции. Суд отметил - заявитель не жаловался на свое последующее содержание под стражей и лечение после перевода в ИЗ-77/2 или на последующее помещение в психиатрическое учреждение, где он успешно прошел курс лечения после прекращения уголовного производства в отношении него, в результате чего он был выписан из больницы (пункт 41 постановления). Соответственно, не было допущено никакого нарушения статьи 3 Конвенции в связи с качеством медицинского обслуживания заявителя во время его содержания в обычном следственном изоляторе.

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 39070/08 "Атаев против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 28 января 2020 года), которым часть жалобы заявителя, касающаяся вопросов необеспечения надлежащих условий содержания в местах лишения свободы, была исключена из списка подлежащих рассмотрению дел в соответствии с подпунктом "c" пункта 1 статьи 37 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Суд подчеркнул, что он может исключить жалобу из списка подлежащих рассмотрению дел в соответствии с подпунктом "c" пункта 1 статьи 37 Конвенции на основании односторонней декларации властей государства-ответчика, даже если заявитель настаивает на продолжении рассмотрения дела (пункт 24 постановления).

Отметив признание нарушений, содержащихся в односторонней декларации властей, а также сумму предложенной компенсации, которая соответствовала суммам, присуждаемым в аналогичных делах, Суд счел, что дальнейшее рассмотрение этой части жалобы, указанной в односторонней декларации, более не являлось оправданным (подпункт "c" пункта 1 статьи 37). Поскольку исполнение ранее принятого постановления по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации" находится под надзором Комитета министров Совета Европы, то Европейский Суд выразил убежденность в том, что уважение прав человека, определенных в Конвенции и Протоколах к ней, не требовало от него продолжения рассмотрения этой части жалобы (пункт 26 постановления).

По указанному делу также была отклонена жалоба заявителя на якобы имевшее место нарушение статьи 3 Конвенции ввиду необеспечения ему надлежащей медицинской помощи в период содержания под стражей.

Суд напомнил, что хотя статья 3 Конвенции не требует освобождения заключенного "из чувства сострадания", он всегда толковал настоятельные рекомендации охранять здоровье и благополучие заключенных как обязательство государства обеспечивать заключенных необходимой медицинской помощью. "Достаточность" медицинской помощи является самым сложным элементом при проведении оценки. Суд настаивал на том, что власти должны обеспечить своевременность и правильность постановки диагноза и лечения, а также, если это обусловлено характером заболевания, то и регулярное и систематическое наблюдение и комплексную терапию, направленную на адекватное лечение заболеваний заключенного или предотвращение осложнений (пункт 48 постановления).

Суд обратил внимание - он оставляет за собой достаточную гибкость при определении требуемого стандарта оказания медицинской помощи, решая этот вопрос с учетом обстоятельств каждого конкретного дела. Этот стандарт должен быть совместим с "человеческим достоинством" заключенного, но также должен учитывать "практические требования содержания под стражей" (пункт 49 постановления).

Суд установил следующее: за исключением предоставления справок, подтверждающих его заболевания, заявитель не указал и не обосновал предполагаемые недостатки в медицинской помощи и лечении в течение всего срока его содержания под стражей. Что касается медицинской помощи, оказываемой заявителю во время голодовки, то Суд указал - за десять дней голодовки заявитель пять раз осматривался медицинскими работниками. Состояние его здоровья было признано удовлетворительным, и у него не было никаких жалоб. В объяснениях заявителя не было ничего, что указывало бы на то, что описанная выше версия событий не была точной или ему не оказывалось никакой медицинской помощи, в которой он, возможно, нуждался. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что данная жалоба в части предполагаемого неоказания надлежащей медицинской помощи являлась явно необоснованной и была признана неприемлемой в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции (пункты 50 - 52 постановления).

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по жалобе N 10179/05 "Дикин и другие против Российской Федерации" и по 26 другим жалобам (вынесено и вступило в силу 30 июля 2020 года), которым также исключены из списка подлежащих рассмотрению дел жалобы отдельных заявителей на нарушение статьи 3 Конвенции (из-за необеспечения заявителю надлежащих условий содержания в следственном изоляторе) ввиду принятия условий односторонних деклараций российских властей.