практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе N 42332/14 "Хамидкариев против России" (вынесено 26 января 2017 г., вступило в силу 29 мая 2017 г.), в котором установлено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с похищением и принудительным перемещением с территории Российской Федерации гражданина Республики Узбекистан, для которого существовала реальная угроза подвергнуться пыткам и иному жестокому обращению в данному государстве, статьи 38 Конвенции в связи с непредставлением властями Европейскому Суду в полном объеме запрошенных документов и материалов. Вместе с тем, отклонены доводы Хамидкариева М.М. о нарушении российскими властями запроса Европейского Суда о применении по делу обеспечительных мер, запрещающих принудительное перемещение заявителя с территории России, а также о неисполнении позитивного обязательства по обеспечению его защиты от опасности похищения.

В отношении нарушения статьи 38 Конвенции, Европейский Суд отметил, что "...фактические обстоятельства настоящего дела являются непростыми. Они являются противоречивыми и вызывают у сторон споры, и достоверную картину произошедшего можно было бы установить только при условии полноценного сотрудничества со стороны властей государства-ответчика в соответствии со статьей 38 Конвенции...Европейский Суд не раз направлял властям государства-ответчика подробные вопросы о фактических обстоятельствах дела и запрашивал у них соответствующие документы национальных органов власти...Власти без объяснения причин предпочли не выполнять эти запросы" (пункты 105 - 106 постановления).

Суд напомнил, что "...статья 38 Конвенции требует от государства-ответчика представлять запрошенные материалы в полном объеме, если этого потребует Европейский Суд, и указывать уважительные причины непредставления отсутствующих документов. Власти не выполнили этого обязательства, тем самым еще более усложнив рассмотрение настоящего дела Европейским Судом. По мнению Европейского Суда, отсутствие содействия со стороны властей по столь важному вопросу свидетельствует о нежелании властей установить истину в отношении обстоятельств дела" (пункт 107 постановления).

Европейский Суд заключил, что "...Власти не соблюли своего обязательства по созданию всех необходимых условий для установления Европейским Судом фактических обстоятельств дела, как того требует статья 38. Европейский Суд сделает все выводы, которые сочтет необходимыми, в отношении обоснованности утверждений заявителя по существу... [Н]епредставление властями в Европейский Суд соответствующих сведений и документов представляет собой пренебрежение ими своим обязательством по сотрудничеству с Европейским Судом, как того требует статья 38 Конвенции" (пункты 108 - 109 постановления).

Представитель заявителя также утверждал, что было допущено нарушение статьи 3 Конвенции ввиду тайного вывоза заявителя в Узбекистан, который мог иметь место только при активном или пассивном участии российских властей, и что российские власти не провели эффективного расследования по факту похищения.

Европейский Суд установил, что "...в момент пропажи заявителя из Москвы он находился в розыске в Узбекистане по подозрению в совершении преступлений, связанных с религиозным экстремизмом...[З]аявление о применении обеспечительных мер и сама жалоба были поданы уже после предполагаемого похищения заявителя в Москве...[В] момент исчезновения заявителя в его отношении в России не было открытого дела об экстрадиции или выдворении...Более того...УФМС по г. Москве находилось под обязательством признать заявителя беженцем согласно решению районного суда" (пункты 137 - 138 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что "...общая ситуация в области прав человека в Узбекистане вызывает тревогу...[Д]анные международных организаций свидетельствуют о сохранении серьезной проблемы жестокого обращения с лицами, содержащимися под стражей, о "систематической" и "неизбирательной" практике применения пыток к лицам, содержащимся под стражей в милиции, а также об отсутствии реальных доказательств, демонстрирующих какие-либо существенные улучшения в этой области...[Ж]естокое обращение с лицами, содержащимися под стражей, остается широко распространенной и глубоко укоренившейся проблемой в Узбекистане" (пункт 141 постановления).

Суд повторил, что "...в тех случаях, когда заявитель утверждает, что он является членом группы, систематически подвергающейся жестокому обращению, защитный механизм, предусмотренный статьей 3 Конвенции, начинает действовать, когда заявитель предоставляет доказательства (в случае необходимости - на основании информации, содержащейся в последних докладах независимых международных правозащитных органов или неправительственных организаций) наличия серьезных оснований полагать, что соответствующая практика в действительности существует, и что он является членом такой группы. При таких обстоятельствах Европейский Суд не будет требовать от заявителя демонстрировать наличие дополнительных характерных особенностей...[В] Узбекистане заявитель был обвинен и признан виновным в "[н]езаконн[ой] организаци[и] общественных объединений или религиозных организаций" и в "[с]оздани[и], руководств[е], участи[и] в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях"...[Д]анные обвинения вне всякого сомнения носят политический и религиозный характер...[З]аявитель относится к особо уязвимой группе, члены которой регулярно подвергаются в стране назначения обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции" (пункт 142 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что "...в результате недобровольного перемещения заявителя в Узбекистан он подвергся реальной опасности применения в его отношении обращения, противоречащего статье 3 Конвенции" (пункт 144 постановления).

В отношении вопроса о соблюдении материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции, Европейский Суд отметил, что он "...не убежден, что в настоящем деле возникло обязательство по принятию предупредительных оперативных мер, поскольку на момент похищения к заявителю не применялась обеспечительная мера, указанная Европейским Судом...Европейский Суд не готов сделать далеко идущий и возможно даже безосновательный вывод о том, что у российских властей имелись какие-либо конкретные основания для того, чтобы проявлять особую бдительность в отношении заявителя, учитывая, что соответствующие обеспечительные меры были назначены уже после его похищения. Если бы Суд пришел к обратному выводу, это бы означало, что власти были обязаны постоянно осуществлять контроль над гражданами Узбекистана и Таджикистана на территории Российской Федерации, что не только бы наложило на них нереалистичное бремя, но еще и противоречило бы понятию независимости личности таких иностранных граждан, что является важным принципом, лежащим в основе интерпретации гарантий, которые предоставляет статья 8 Конвенции" (пункт 146 постановления).

Суд пришел к выводу, что "....с учетом конкретных обстоятельств настоящего дела - российские власти не были обязаны принимать оперативных мер для предотвращения опасности принудительного перемещения заявителя в Узбекистан" (пункт 147 постановления).

Что касается вопроса ответственности государства-ответчика за перемещение заявителя в Узбекистан, то Европейский Суд установил, что "...российские власти были прямо или косвенно причастны к насильственному перемещению заявителя в Ташкент...Власти не исполнили данное бремя в настоящем деле. Утверждение властей о том, что представители государства не были причастны к похищению заявителя как таковому, не снимает с властей этой ответственности. Соответственно, Европейский Суд приходит к выводу, что государство-ответчик несет ответственность за пропажу заявителя" (пункты 148, 150 постановления).

Суд заключил, что "...было допущено нарушение материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции" (пункт 151 постановления).

В отношении соблюдения процессуального аспекта статьи 3 Конвенции, Европейский Суд отметил, что "...как только в Суд поступила информация о похищении заявителя..., на российских властей было возложено обязательство по проведению расследования по факту инцидента безотносительно рассмотренных выше вопросов вменения в вину и позитивных обязательств...[С]татья 3 Конвенции требует от властей проведения эффективного официального расследования по факту предполагаемого жестокого обращения со стороны физического лица, и что такое расследование в принципе должно приводить к установлению фактов по делу и к выявлению и наказанию виновных. Это расследование должно проводиться независимо, оперативно и в разумный срок. Необходимо обеспечить возможность эффективного участия в нем потерпевшего" (пункт 154 постановления).

Европейский Суд установил, что "...по факту похищения заявителя было возбуждено уголовное дело...[Д]аже те немногие элементы, которые удается установить из материалов, представленных властями для рассмотрения Европейским Судом вопроса о соблюдении процессуального аспекта статьи 3 Конвенции, уже свидетельствуют о существенных недостатках расследования...Во-первых, из документов, представленных властями...следует, что следственный орган возбудил уголовное дело по факту похищения заявителя...спустя месяц после того, как было подано заявление о похищении. По мнению Европейского Суда, столь длительная задержка в возбуждении уголовного дела, приведшая к потере ценного времени, уже сама по себе по себе оказала серьезное негативное влияние на перспективы успеха расследования...Во-вторых, в период с июля 2014 г. по апрель 2015 г. расследование приостанавливалось и возобновлялось по крайней мере четыре раза...25 апреля 2015 г. следователь принял решение о приостановлении расследования невзирая на отсутствие ответа узбекских властей на запрос об оказании взаимной правовой помощи, что указывает на поверхностный подход к проведению расследования...В-третьих, из отчета, подготовленного ОВД Басманного района...следует, что сотрудники ФСБ и Министерства внутренних дел Российской Федерации не ответили на запросы полиции. Европейский Суд полагает, что такое отсутствие взаимодействия между различными государственными органами в ситуации, когда жизни человека могла угрожать опасность и при которой можно было бы ожидать от государства принятия всех доступных ему мер для установления обстоятельств пропажи человека, свидетельствует об отсутствии у государства-ответчика подлинного намерения тщательно расследовать данный инцидент" (пункты 155 - 158 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что "...расследование не было ни полным, ни всесторонним и, следовательно, не соответствует требованиям статьи 3 Конвенции" (пункт 159 постановления).