ОСОБОЕ МНЕНИЕ

СУДЬИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

С.М. КАЗАНЦЕВА НА ПОСТАНОВЛЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ КОНСТИТУЦИОННОСТИ

ПУНКТА 1 ЧАСТИ ТРЕТЬЕЙ СТАТЬИ 81 И СТАТЬИ 401.6

УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

В СВЯЗИ С ЖАЛОБАМИ ГРАЖДАНИНА А.Е. ПЕВЗНЕРА

1. Разделяя и поддерживая большую часть аргументов, приведенных в мотивировочной части данного Постановления в обоснование недостатков действующего правового регулирования конфискации имущества, принадлежащего на праве собственности лицу, уголовное дело в отношении которого прекращено в связи с истечением срока давности уголовного преследования, и признанного в качестве орудия преступления или иного средства его совершения вещественным доказательством по данному уголовному делу, и допустимости пересмотра в кассационном порядке судебного решения о возвращении указанного имущества лицу, в отношении которого уголовное дело прекращено, за пределами срока, превышающего один год со дня вступления такого судебного решения в законную силу, не могу согласиться с итоговыми выводами, содержащимися в его резолютивной части в отношении как положений пункта 1 части третьей статьи 81, так и положений статьи 401.6 УПК Российской Федерации, в связи с чем излагаю свое особое мнение.

2. Согласно Конституции Российской Федерации признание, соблюдение и защита права частной собственности, относящегося к основным и неотчуждаемым правам и свободам человека и гражданина, составляет обязанность государства, обеспечиваемую правосудием (статья 2; статья 17, часть 2; статья 18). Исходя из этого статьей 35 Конституции Российской Федерации, закрепляющей право иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами (часть 2), гарантируется, что право частной собственности охраняется законом (часть 1), никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда (часть 3).

Приведенным положениям Конституции Российской Федерации, выражающим один из основополагающих аспектов верховенства права - общепризнанный в демократических государствах принцип неприкосновенности собственности, выступающий гарантией права собственности во всех его составляющих, корреспондируют положения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в силу которой право каждого физического и юридического лица на уважение своей собственности и ее защиту не умаляет право государства обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами или для обеспечения уплаты налогов или других сборов или штрафов.

Статьей 1 Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности (заключена в городе Страсбурге 8 ноября 1990 года, ратифицирована Федеральным законом от 28 мая 2001 года N 62-ФЗ и вступила в силу для Российской Федерации 1 декабря 2001 года) установлено, что термин "конфискация" означает не только наказание, но и "меру, назначенную судом в результате судопроизводства по уголовному делу или уголовным делам и состоящую в лишении имущества" (подпункт "d"), при этом под имуществом понимается имущество любого рода, вещественное и невещественное (подпункт "b"), и "орудия", означающие любое имущество, использованное или предназначенное для использования любым способом, целиком или частично, для совершения преступления или преступлений (подпункт "c").

Гарантированное Конституцией Российской Федерации и международно-правовыми актами как составной частью правовой системы Российской Федерации (статья 15, часть 4, Конституции Российской Федерации) право частной собственности предполагает, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, не только возможность реализации собственником составляющих его правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом в своих интересах, но и налагаемые федеральным законом ограничения, обусловленные - в силу статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьями 8 (часть 2), 17 (часть 3), 19 (части 1 и 2) и 35 - необходимостью защиты конституционно значимых ценностей, если такие ограничения вводятся на основе общеправовых принципов и конституционных критериев справедливости и соразмерности (пропорциональности), не имеют обратной силы и не затрагивают само существо данного конституционного права таким образом, что приводят к утрате его основного содержания (постановления от 30 октября 2003 года N 15-П, от 16 июля 2008 года N 9-П, от 28 января 2010 года N 2-П, от 25 апреля 2011 года N 6-П, от 14 мая 2012 года N 11-П, от 17 января 2013 года N 1-П, от 29 ноября 2016 года N 26-П и др.).

Европейский Суд по правам человека, исходя из статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривающей, в частности, что "никто не может быть лишен своего имущества кроме как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права", указал, что лишение собственника имущества в связи с конфискацией должно осуществляться только "на условиях, предусмотренных законом" и только при соблюдении справедливого баланса между требованиями общего публичного интереса и требованиями защиты основополагающих прав лица (постановления от 24 марта 2005 года по делу "Фризен против России", от 9 июня 2005 года по делу "Бакланов против России", от 22 января 2009 года по делу "Боржонов против России" и др.).

Таким образом, положения статьи 35 Конституции Российской Федерации и статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод с учетом правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского Суда по правам человека предопределяют основания и пределы допустимых законодательных ограничений - независимо от их отраслевых юридических характеристик и целевого предназначения - права частной собственности, если следствием их применения является лишение имущества.

Применительно к конфискации это означает, что федеральный законодатель, закрепляя условия ее применения, обязан - во исполнение предписаний статей 2, 15, 17 (часть 1), 18, 19 (части 1 и 2), 35, 49 и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации - исключить возможность необоснованного, несоразмерного и произвольного ограничения права собственности лица, привлеченного к уголовной ответственности.

3. Возможность вторжения в право частной собственности в целях защиты публичных интересов получила нормативную конкретизацию в Гражданском кодексе Российской Федерации, который, закрепив в числе основных начал гражданского законодательства неприкосновенность собственности (пункт 1 статьи 1), допускает вместе с тем принудительное прекращение права собственности по предусмотренным законом основаниям, одним из каковых является конфискация, т.е. безвозмездное изъятие имущества у собственника по решению суда в виде санкции за совершение преступления или иного правонарушения (подпункт 6 пункта 2 статьи 235 и пункт 1 статьи 243).

На такое же понимание конфискации имущества - как особой меры публичной ответственности за деяние, которое совершено собственником имущества, - ориентируют и нормы других отраслей права. При этом, по смыслу ранее принятых решений Конституционного Суда Российской Федерации, конституционные гарантии охраны частной собственности законом и допустимости лишения имущества не иначе как по решению суда, выражающие принцип неприкосновенности собственности, а также конституционные гарантии судебной защиты распространяются как на сферу гражданско-правовых отношений, так и на отношения государства и личности в публично-правовой сфере (постановления от 20 мая 1997 года N 8-П, от 16 июля 2008 года N 9-П, от 25 апреля 2011 года N 6-П и др.).

Так, в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях конфискация определяется как вид административного наказания, т.е. установленной государством меры ответственности за совершение административного правонарушения, которая заключается в принудительном безвозмездном обращении в федеральную собственность или в собственность субъекта Российской Федерации не изъятых из оборота вещей, являющихся орудием совершения или предметом административного правонарушения; конфискация назначается судьей; конфискация орудия совершения или предмета административного правонарушения, принадлежащих на праве собственности лицу, не привлеченному к административной ответственности за данное административное правонарушение и не признанному в судебном порядке виновным в его совершении, не применяется, за исключением административных правонарушений в области таможенного дела (нарушения таможенных правил), предусмотренных главой 16 данного Кодекса (пункт 4 части 1 статьи 3.2, части 1 и 4 статьи 3.7).

В системе действующего уголовного законодательства конфискация предстает не в качестве уголовного наказания, каковым она была до 2003 года, а в качестве меры уголовно-правового характера (глава 15.1 раздела VI УК Российской Федерации), наряду с принудительными мерами медицинского характера и судебным штрафом. В статье 104.1 УК Российской Федерации она определяется как принудительное безвозмездное изъятие и обращение в собственность государства на основании обвинительного приговора установленных ею видов имущества, в том числе денег, ценностей и иного имущества, полученных в результате совершения преступления, а также орудий, оборудования или иных средств совершения преступления, принадлежащих обвиняемому.

В отличие от уголовного и административного законодательства уголовно-процессуальное законодательство не дает определения понятия конфискации. По смыслу правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, содержащаяся в пункте 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации норма, будучи по своей природе и сущности нормой уголовно-процессуального законодательства, имеет собственный предмет правового регулирования - институт вещественных доказательств в уголовном судопроизводстве. Вместе с тем как таковая данная норма не противоречит и не может подменять собой нормы Уголовного кодекса Российской Федерации и Гражданского кодекса Российской Федерации, которыми предопределяется сущность межотраслевого института конфискации как принудительного безвозмездного изъятия имущества у собственника по решению суда в виде санкции за совершение преступления (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 8 июля 2004 года N 251-О).

Таким образом, конфискация, упомянутая в пункте 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации, может рассматриваться как принудительное и безвозмездное прекращение права собственности на принадлежащее обвиняемому имущество, которое использовалось им в качестве орудия, оборудования или иных средств совершения преступления, и представляет собой разновидность правоограничительной (карательной) и предупредительной (сдерживающей) меры уголовно-правовой ответственности. Именно уголовно-правовой, а не уголовно-процессуальной ответственности, поскольку последняя в российской правовой доктрине понимается как ответственность за нарушение уголовно-процессуального права, что, конечно, не имеет в виду оспариваемая норма.

4. Как следует из изложенной в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июля 2008 года N 9-П правовой позиции, возможные ограничения права собственности в целях защиты публичных интересов, по смыслу статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 35, могут обусловливаться, в частности, необходимостью обеспечения производства по уголовному делу, для чего производящие дознание и предварительное следствие лица наделяются полномочиями по применению обеспечительных мер, связанных с изъятием соответствующих вещественных объектов для выявления (наличия или отсутствия) подлежащих доказыванию в этом производстве обстоятельств.

В связи с этим в соответствии с частями первой и второй статьи 81 УПК Российской Федерации предметы и документы, которые могут служить средствами для обнаружения преступления и установления обстоятельств уголовного дела (включая орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, а также предметы, на которые были направлены преступные действия или которые были получены в результате совершения преступления), признаются вещественными доказательствами, приобщаются в этом качестве к уголовному делу, о чем выносится соответствующее постановление, и подлежат хранению в порядке, установленном данной статьей и статьей 82 того же Кодекса, при уголовном деле либо в ином месте до вступления приговора в законную силу либо до истечения срока обжалования постановления или определения о прекращении уголовного дела, а в случае, когда спор о праве на имущество, являющееся вещественным доказательством, подлежит разрешению в порядке гражданского судопроизводства, - до вступления в силу решения суда.

Такого рода временное изъятие и удержание имущества в режиме его хранения, представляя собой необходимую для производства по уголовному делу процессуальную меру обеспечительного характера, применяемую по решению уполномоченных лиц лишь на период производства по данному делу и не порождающую перехода права собственности на имущество, само по себе не может расцениваться как нарушение конституционных прав и свобод, в том числе как нарушение права собственности, - притом что лицам, в отношении которых применяются подобные меры, сопряженные с ограничением правомочий владения, пользования и распоряжения этим имуществом, обеспечивается закрепленное статьей 46 (часть 2) Конституции Российской Федерации право обжаловать соответствующие решения и действия в судебном порядке.

Завершение производства по уголовному делу посредством вынесения приговора либо определения или постановления о его прекращении в отношении конкретного лица (как по реабилитирующим, так и по нереабилитирующим основаниям) обязывает к разрешаемому на основании части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации окончательному определению в названных итоговых решениях и юридической судьбы тех или иных категорий вещественных доказательств, которые хранились до завершения производства по делу и не были ранее уничтожены, реализованы или возвращены законному владельцу.

По смыслу названных законоположений, использованные в качестве орудий или иных средств совершения преступления имущественные объекты, вовлеченные в производство по уголовному делу в качестве вещественных доказательств, призванных обеспечить процесс выявления имеющих значение для данного дела обстоятельств, по существу, утрачивают данное процессуальное качество после его завершения, но сохраняют свою значимость в качестве объектов вещного права (если только они не запрещены к обращению и не изъяты из оборота), подлежащих ввиду их незаконного использования конфискации, которая выступает в виде санкции за совершенное правонарушение, направленной на предупреждение дальнейших правонарушений с использованием этих орудий и средств и достижение исправительного эффекта. При этом публично-правовым характером конфискации, которая, возлагая на правонарушителя обязанность претерпеть неблагоприятные последствия совершения им правонарушения, близка по своей юридической природе наказанию (вплоть до степени тождества, как это имеет место в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях) либо сопровождает его в качестве особой меры публично-правовой ответственности, предопределяется обеспечение ее реализации с соблюдением вытекающих из Конституции Российской Федерации принципов юридической ответственности.

4.1. В соответствии с правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации, выраженными им в ряде решений, из статьи 54 (часть 2) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 49, закрепляющей принцип презумпции невиновности и возлагающей тем самым обязанность по доказыванию вины в совершении противоправного деяния на соответствующие государственные органы и их должностных лиц, следует, что подозрение или обвинение в совершении преступления могут основываться лишь на положениях уголовного закона, определяющего преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия, закрепляющего все признаки состава преступления, наличие которых в деянии, будучи единственным основанием уголовной ответственности, должно устанавливаться только в надлежащем, обязательном для суда, прокурора, следователя, дознавателя и иных участников уголовного судопроизводства процессуальном порядке. Если же противоправность того или иного деяния или его совершение конкретным лицом не установлены и не доказаны в соответствующих уголовно-процессуальных процедурах, все сомнения должны толковаться в пользу этого лица, которое - применительно к вопросу об уголовной ответственности - считается невиновным (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 8 ноября 2016 года N 22-П).

Данные конституционные гарантии прав личности при осуществлении правосудия по уголовным делам и конкретизирующие их положения статьи 14 УПК Российской Федерации должны обеспечиваться также в случаях прекращения уголовного дела как по реабилитирующим, так и по нереабилитирующим основаниям, к числу которых относится и истечение сроков давности (статья 78 УК Российской Федерации и пункт 3 части первой статьи 24 УПК Российской Федерации). Принимая такое решение на досудебных стадиях, компетентные государственные органы должны исходить из того, что лицо, в отношении которого прекращено уголовное преследование, виновным в совершении преступления не признано, а значит, и не может быть названо таковым, поскольку, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор суда и, следовательно, не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено статьей 49 Конституции Российской Федерации; в силу этого совершенное им деяние не может не только влечь за собой уголовную ответственность и применение иных мер уголовно-правового характера, но и квалифицироваться в процессуальном решении как деяние, содержащее все признаки состава преступления, факт совершения которого конкретным лицом установлен, хотя бы это и было связано с ранее имевшим место в отношении данного лица уголовным преследованием (постановления от 28 октября 1996 года N 18-П, от 17 июля 2002 года N 13-П, от 24 апреля 2003 года N 7-П, от 14 июля 2011 года N 16-П, от 8 ноября 2016 года N 22-П и др.).

Приведенные правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации в полной мере относятся и к прекращению уголовного дела на стадии предварительного слушания в суде, поскольку правовая природа прекращения уголовного преследования по такому нереабилитирующему основанию, как истечение сроков давности, не связывается в законе с тем, истекает ли данный срок на досудебной стадии или при поступлении материалов оконченного расследованием дела в суд (исключение составляет лишь предусмотренное частью восьмой статьи 302 УПК Российской Федерации положение, согласно которому если основания прекращения уголовного дела и (или) уголовного преследования, указанные в пунктах 1 - 3 части первой статьи 24 и пунктах 1 и 3 части первой статьи 27 данного Кодекса, обнаруживаются в ходе судебного разбирательства, то суд продолжает рассмотрение дела в обычном порядке до его разрешения по существу и постановляет обвинительный приговор с освобождением осужденного от наказания в случаях истечения сроков давности уголовного преследования).

Исходя из этого, признание принадлежащего обвиняемому имущества орудием совершения преступления, влекущее за собой прекращение права собственности на это имущество по основанию, предусмотренному пунктом 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации, должно осуществляться судом - в силу требований полной и эффективной судебной защиты права собственности и критериев справедливого судебного разбирательства (статьи 35 и 46 Конституции Российской Федерации, статья 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) - при разрешении уголовного дела по существу посредством постановления судом приговора, которым в содеянном установлены предусмотренные уголовным законом признаки состава преступления, включая виновность лица в его совершении.

Данный вывод коррелирует с правовым регулированием, установленным Федеральным законом от 25 декабря 2008 года N 280-ФЗ, который определил в качестве основания данной конфискации только обвинительный приговор суда, вместо решения суда - в прежней редакции.

При этом еще Федеральным законом от 27 июля 2006 года N 153-ФЗ, предусмотревшим иные (специальные) меры уголовного-правового характера в виде конфискации, включены в число подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу и обстоятельства, подтверждающие, что имущество, подлежащее конфискации в соответствии со статьей 104.1 УК Российской Федерации, получено в результате совершения преступления или является доходами от этого имущества либо использовалось или предназначалось для использования в качестве орудия преступления (пункт 8 части первой статьи 73 УПК Российской Федерации).

Вместе с тем при вынесении определения или постановления о прекращении уголовного дела вопрос о судьбе вещественных доказательств и в том числе о конфискации может быть решен не только судом, но и руководителем следственного органа или следователем. При этом по буквальному смыслу пункта 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, принадлежащие обвиняемому, подлежат конфискации, если уголовное дело и уголовное преследование прекращаются формально при наличии даже реабилитирующих оснований (отсутствие в деянии состава преступления, непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления и др.) и уж тем более любых нереабилитирующих оснований. Конечно, конфискация при условии прекращения уголовного дела или преследования по реабилитирующим основаниям вряд ли может применяться ввиду очевидной абсурдности такого толкования оспариваемой нормы, но и вопрос о возможности конфискации при условии прекращения уголовного дела или преследования по нереабилитирующим основаниям в правоприменительной практике тоже не может решаться в соответствии с буквальным толкованием.

4.2. Соблюдение фундаментальных процессуальных гарантий прав личности, включая презумпцию невиновности, право на судебную защиту, должно обеспечиваться и при разрешении вопроса о прекращении уголовного дела по такому нереабилитирующему основанию, как истечение срока давности уголовного преследования.

Оценка конституционности оспариваемых положений пункта 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации в его взаимосвязи с примененной в деле заявителя статьей 239 того же Кодекса, предусматривающей возможность вынесения по результатам предварительного слушания по поступившему в суд уголовному делу постановления о его прекращении, в том числе ввиду истечения срока давности уголовного преследования (часть первая), порождающую обязанность суда разрешить в данном постановлении вопрос о вещественных доказательствах, должна предполагать необходимость учета вытекающих из Конституции Российской Федерации общих принципов юридической ответственности, которые, определяя как пределы усмотрения законодателя в процессе уголовно-правового регулирования, так и конституционно-правовой статус гражданина, привлекаемого к уголовной ответственности, по своему существу составляют основу взаимоотношений государства и личности в соответствующей сфере.

Согласно Уголовному кодексу Российской Федерации - единственному законодательному акту, определяющему преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия (часть первая статьи 3), - лицо освобождается от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности, что, как отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, обусловлено как нецелесообразностью применения мер уголовной ответственности ввиду значительного уменьшения общественной опасности преступления по прошествии значительного времени с момента его совершения, так и реализацией в уголовном судопроизводстве принципа гуманизма (определения от 19 июня 2012 года N 1220-О и от 5 июня 2014 года N 1309-О).

По смыслу статьи 54 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с положениями части второй статьи 2 и статьи 3 УК Российской Федерации, частей первой и второй статьи 1, статей 24, 27 и 73 УПК Российской Федерации, нормы уголовного закона служат материально-правовой предпосылкой для уголовно-процессуальной деятельности: подозрение или обвинение в совершении преступления должны основываться лишь на положениях уголовного закона, определяющего преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия, закрепляющего все признаки состава преступления, наличие которых в деянии, будучи единственным основанием уголовной ответственности, подлежит установлению только в надлежащем, обязательном для суда, прокурора, руководителя следственного органа, следователя, дознавателя и иных участников уголовного судопроизводства процессуальном порядке и в пределах срока давности уголовного преследования. За пределами же данного срока утрачивается уголовно-правовая предпосылка уголовного судопроизводства, назначению которого в равной мере отвечают как уголовное преследование и справедливое наказание виновных, так и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию (часть вторая статьи 6 УПК Российской Федерации), которые не могут осуществляться в противоречии с положениями уголовного закона.

Как ранее отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, отказ в возбуждении уголовного дела или его прекращение в связи с освобождением лица от уголовной ответственности по нереабилитирующему основанию не влекут признание этого лица виновным или невиновным в совершении преступления; принимаемое в таких случаях процессуальное решение не подменяет собой приговор суда и по своему содержанию и правовым последствиям не является актом, которым устанавливается виновность подозреваемого, обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено статьей 49 Конституции Российской Федерации (Постановление от 28 октября 1996 года N 18-П, Определение от 17 июля 2012 года N 1482-О и др.).

Учитывая, что статья 78 УК Российской Федерации в качестве основания для освобождения от наказания предусматривает именно истечение сроков давности уголовного преследования и статья 24 УПК Российской Федерации прямо устанавливает, что уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению по истечении срока давности уголовного преследования, по смыслу данных взаимосвязанных положений представляется, что за пределами срока давности уголовного преследования не только не может быть назначено наказание, но и не могут применяться иные уголовно-правовые меры.

Дача лицом своего согласия на прекращение уголовного дела не означает, что данное лицо фактически признает законность и обоснованность сформулированного и выдвинутого против него подозрения или обвинения, принятых процессуальных решений, примененного процессуального принуждения, свою причастность к преступлению и свою вину в его совершении, а также отказывается от принадлежащего ему имущества.

Между тем возложение ответственности за совершенное деяние в виде конфискации орудия преступления, предусмотренной оспариваемым положением уголовно-процессуального законодательства, за пределами срока давности, установленного статьей 78 УК Российской Федерации, когда лицо во всяком случае подлежит освобождению от уголовной ответственности, включая, следовательно, иные уголовно-правовые меры, является нарушением принципа презумпции невиновности и, следовательно, приводит к нарушению конституционных прав граждан.

Определяя юридическую судьбу принадлежащих обвиняемому (подсудимому) предметов, признанных вещественными доказательствами по уголовному делу, в случае прекращения данного дела на стадии предварительного слушания, когда еще не могут считаться установленными ни само деяние, ни виновное его совершение, ни иные связанные с ним обстоятельства (в том числе орудия совершения), требующие последующего рассмотрения и доказывания в надлежащей процедуре посредством судопроизводства, основанного на состязательности и равноправии сторон (статья 123 Конституции Российской Федерации), суд не может ограничиться данными предварительного следствия в отношении факта нарушения таможенных правил лицом, лишь привлекавшимся к участию в уголовном судопроизводстве на соответствующей стадии ввиду выдвижения против него обвинения, но не признанным виновным в совершении преступления в конституционно-правовом смысле.

Иное решение вопроса о юридической судьбе принадлежавшего обвиняемому на праве собственности имущества, которое было отнесено в качестве орудия совершения преступления к вещественным доказательствам по делу, прекращенному судом в стадии предварительного слушания за истечением срока давности уголовного преследования, фактически придает пункту 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации смысл, допускающий возможность конфискации данного имущества у лица, от уголовного преследования которого государство отказалось, и позволяющий тем самым на основе лишь фактических обстоятельств, установленных в ходе предварительного расследования, констатировать в рамках предварительного слушания совершение этим лицом деяния, содержащего все признаки состава преступления, т.е. фактически признать такое лицо виновным в совершении преступления отличным от приговора судебным решением, что не согласуется с конституционным требованием обеспечения прав, вытекающих из презумпции невиновности, и приводит к нарушению гарантий, предусмотренных Конституцией Российской Федерации.

Таким образом, оспариваемое положение пункта 1 части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации не соответствует Конституции Российской Федерации, ее статьям 2, 17, 18, 35, 46 (части 1 и 2), 47 (часть 1), 49, 55 (часть 3) и 118 (часть 1), в той мере, в какой - по смыслу, придаваемому ему правоприменительной практикой, в системе действующего нормативного регулирования - предполагает возможность конфискации принадлежащего обвиняемому и не изъятого из оборота имущества, признанного в качестве орудия преступления вещественным доказательством, при прекращении уголовного дела судом на этапе его предварительного слушания в связи с истечением срока давности уголовного преследования.

Вместе с тем при прекращении уголовного дела и освобождении от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности, как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, лицо, в отношении которого осуществлялось уголовное преследование, не освобождается от обязательств по возмещению нанесенного им ущерба и компенсации причиненного вреда, при этом не исключается защита потерпевшим своих прав в порядке гражданского судопроизводства (определения от 16 июля 2009 года N 996-О-О, от 28 мая 2013 года N 786-О, от 24 июня 2014 года N 1458-О и др.). Не содержит каких-либо ограничений для пострадавшего обратиться за защитой своих прав в порядке гражданского судопроизводства и пункт 3 части первой статьи 24 УПК Российской Федерации, предусматривающий истечение сроков давности уголовного преследования в качестве основания отказа в возбуждении уголовного дела или прекращения уголовного дела (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 20 октября 2011 года N 1449-О-О).

5. Раскрывая конституционное содержание права на судебную защиту, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что в рамках судебной защиты прав и свобод возможно обжалование в суд решений и действий (бездействия) любых государственных органов, включая судебные, а потому отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт не согласуется с универсальным требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего критериям справедливости (постановления от 2 февраля 1996 года N 4-П, от 6 июля 1998 года N 21-П, от 14 февраля 2000 года N 2-П, от 11 мая 2005 года N 5-П, от 5 февраля 2007 года N 2-П, от 25 марта 2014 года N 8-П и др.).

Поскольку подобная проверка применительно к производству по пересмотру вступивших в законную силу судебных решений по уголовным делам как имеющему резервное значение дополнительному способу обеспечения их законности означает, по существу, возможность преодоления окончательности судебных актов, вступивших в законную силу, федеральный законодатель, располагающий при осуществлении правового регулирования в сфере уголовного судопроизводства на основе предписаний статей 2, 46 - 53 и 71 (пункт "о") Конституции Российской Федерации и соответствующих международно-правовых обязательств Российской Федерации достаточно широкой дискрецией в выборе конкретных мер по обеспечению прав всех участников уголовного процесса, призван соблюдать баланс публичных и частных интересов и конституционно значимых ценностей, учитывая при этом международно-правовое требование неопровержимости окончательного судебного решения в качестве общего правила, и устанавливать такие институциональные и процедурные условия их пересмотра, которые, исключая возможность необоснованного возобновления судебного разбирательства, использовались бы лишь в случаях, когда ошибка, допущенная в ходе предыдущего разбирательства, предопределила исход дела, и тем самым обеспечивали бы справедливость судебного решения и вместе с тем правовую определенность.

Закрепленный в действующем уголовно-процессуальном законодательстве принцип недопустимости ухудшения положения лица, в отношении которого уголовное дело прекращено, конкретизирует конституционные принципы справедливости, состязательности и равноправия сторон.

В связи с этим Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что при установлении сроков, в пределах которых допускается обжалование судебных актов, вступивших в законную силу, законодателю следует исходить из того, что участники правоотношений должны иметь возможность в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав и обязанностей; соответственно, пересмотр и отмена окончательного приговора, если это влечет ухудшение положения осужденного, должны быть обусловлены достаточно кратким сроком, с тем чтобы исключить долговременную угрозу пересмотра приговора (постановления от 17 июля 2002 года N 13-П, от 11 мая 2005 года N 5-П и от 5 февраля 2007 года N 2-П).

Регламентируя производство по уголовному делу в суде кассационной инстанции, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации устанавливает, в частности, следующие требования: основаниями отмены или изменения приговора, определения или постановления суда при рассмотрении уголовного дела в кассационном порядке являются существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела (часть первая статьи 401.15); пересмотр в кассационном порядке приговора, определения, постановления суда по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного, оправданного, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено, допускается в срок, не превышающий одного года со дня вступления их в законную силу, если в ходе судебного разбирательства были допущены повлиявшие на исход дела нарушения закона, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия (статья 401.6).

Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 28 января 2014 года N 2 "О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции" обратил внимание судов на то, что круг оснований для отмены или изменения судебного решения в кассационном порядке ввиду существенного нарушения уголовного закона (неправильного его применения) и (или) существенного нарушения уголовно-процессуального закона в отличие от производства в апелляционной инстанции ограничен лишь такими нарушениями, которые повлияли на исход уголовного дела, т.е. на правильность его разрешения по существу, в частности на вывод о виновности, на юридическую оценку содеянного, назначение судом наказания или применение иных мер уголовно-правового характера и на решение по гражданскому иску (пункт 20).

Двойственная правовая природа принадлежащих обвиняемому и использованных им в качестве орудий или иных средств совершения преступления имущественных объектов, которые, будучи призванными прежде всего обеспечить процесс доказывания при производстве по уголовному делу, в то же время представляют собой имущественный ресурс (и порой - весьма ценный), на который может быть обращена конфискация при принятии итогового решения по данному делу, влекущая лишение собственника принадлежащих ему ценностей, с определенностью говорит о том, что данное решение является не просто актом распоряжения вещественным доказательством, определяющим его юридическую судьбу после утраты им доказательственного предназначения, а актом применения установленной законом меры принудительного характера и правоограничительного содержания, применяемой в судебном порядке за совершение преступления в качестве одного из негативных последствий для совершившего его лица, которое не может не затрагивать - причем не только частноправовой, но и публично-правовой - статус этого лица, в отношении которого уголовное дело, потенциально предполагающее наложение такого взыскания в качестве публично-правовой санкции, прекращено.

При таких обстоятельствах признание кассационной инстанцией правильным постановления суда первой инстанции о прекращении уголовного дела и конфискации принадлежащего обвиняемому имущества как орудия преступления после того, как оно было изменено в апелляционной инстанции, определившей передать данный предмет обвиняемому как его законному владельцу, означает, по существу, возврат к санкции, наложенной судом первой инстанции, но впоследствии отмененной решением апелляционной инстанции, и, соответственно, может считаться объективно ухудшающим положение осужденного по отношению к тому, как оно было определено вступившим в законную силу решением апелляционной инстанции, и, следовательно, подпадающим под действие установленного статьей 401.6 УПК Российской Федерации предельного (по существу, пресекательного) срока в один год для пересмотра приговора, определения, постановления суда по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного, оправданного, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено.

Вместе с тем, как следует из материалов настоящего дела, Верховный Суд Российской Федерации дает иное толкование статье 401.6 УПК Российской Федерации, в соответствии с которым конфискация орудия преступления, признанного вещественным доказательством и законно принадлежавшего лицу, в отношении которого уголовное дело прекращено в связи с истечением срока давности, не относится к основаниям, влекущим ухудшение его положения. Такой подход, который был полностью поддержан в ходе публичного заседания по настоящему делу в Конституционном Суде Российской Федерации всеми представителями стороны, принявшей и подписавшей оспариваемый закон, как направленный на несоразмерное ограничение прав обвиняемого (подозреваемого) лица, противоречит принципу res judicata и не согласуется с презумпцией невиновности.

В связи с этим статья 401.6 УПК Российской Федерации не может рассматриваться как соответствующая Конституции Российской Федерации, ее статьям 2, 17, 18, 19 (часть 1), 35, 46 (части 1 и 2), 47 (часть 1), 49, 55 (часть 3) и 118 (часть 1), в той мере, в какой - по смыслу, придаваемому этой норме правоприменительной практикой, в системе действующего нормативного регулирования - ею не исключается пересмотр (отмена) в кассационном порядке вступившего в законную силу решения суда о возвращении признанного в качестве орудия преступления вещественным доказательством имущества его законному владельцу, в отношении которого уголовное дело прекращено в связи с истечением срока давности уголовного преследования, за пределами срока, превышающего один год со дня вступления такого решения в законную силу.